Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

– Я весьма обязан, - Хуан почтительно склонил голову, увенчанную диадемой. - Идем, цыган, - жизнь ждет нас!

Человек в маске поклонился всем присутствующим и последовал за своим господином.

– Кто это? - резко бросила Катанеи.

– Испанец по имени Себастьяно, - ответил Чезаре.

– Ты проверил это? Он заслуживает доверия?

– Да - на оба твоих вопроса, мама.

– Тогда я спокойна. - Госпожа Катанеи кивнула адмиралу Солово и скользнула в дверь.

Вечер был в самом разгаре, а в Риме - тем более в римском винограднике - такой час чарует невероятно. Среди виноградных лоз мерк дневной свет, таяло тепло и политически корректные статуи привлекали и захватывали праздный взгляд. Вечеринка была весьма благопристойной - подобно слабому освежающему напитку, во всем противоречащая социальному урагану за стенами сада. Адмирал Солово подметил нечто стоическое во всей концепции и был этим обрадован.

– Брат Жоффре, - негромко произнес Чезаре, - насколько я вижу, синьор Бонданелла с Палатинского холма снова запустил руку за корсаж твоей жены. Какой позор для нашего семейства, какое оскорбление гостеприимства матери! Тем более что все происходит при полном попустительстве молодой особы. Ступай и уладь дело!

С ругательством Жоффре бросился прочь, повинуясь брату.

Оставшись вдвоем, адмирал Солово и Чезаре Борджиа принялись изучать все вокруг, кроме своего собеседника. Тем не менее адмирал заметил искорку в глазах Борджиа, когда тот наконец заговорил.

– Мужчина должен чтить своих отца и мать, адмирал.

– "_Дабы жить долго и процветать в земле своей_", - осторожно согласился Солово. - Да, эта заповедь [одна из десяти Моисеевых заповедей] удерживает в целостности общество людей.

Чезаре кивнул.

– И все же насколько легче повиноваться этому благородному призыву, адмирал, когда находишься в полном согласии со взглядами своих родителей.

– В самом деле, - подтвердил Солово.

Чезаре протянул вверх руку в перчатке и, сорвав одну виноградинку из грозди, продолжил:

– И потому я позволяю себе испытывать приятное согласие с матерью, когда она утверждает, что отбытие Хуана можно простить.

Впервые - и то всего лишь на секунду - их взглядам было дозволено встретиться, и за короткий миг оба отыскали всю необходимую информацию.

– Как мне кажется, - неторопливо проговорил адмирал, - я перед вами в долгу.

– Если это так, - ответил Чезаре, - вы найдете во мне более благородного кредитора, чем те евреи, с которыми вы якшаетесь.

– Я говорю это, - заторопился Солово, встревоженный подробным знакомством Чезаре с его делами, - подозревая, что до вашего вмешательства герцог Хуан намеревался… отделаться от меня, скажем иначе - отказаться от моих услуг.

– Подобные желания, - голос Чезаре приобрел необходимую нотку значительности, - не оставляют нас, адмирал.

"Действительно это так", - подумал Солово, более чем обычно стараясь скрыть от собеседника все свои помыслы.

У него были веские причины для опасений: глядя вслед герцогу Хуану, его слуге и человеку в маске, Солово заметил некоторую расплывчатость в очертаниях фигуры гонфалоньера, явно двоившейся в глазах адмирала. Душа его словно бы готовилась к расставанию с телом.

– И потом вы обнаружили тело герцога Хуана? - сказал равви Мегиллах. Это ведь отчасти и заслуга?

– В известной степени, - подтвердил адмирал. - Но его святейшество платит мне за каждый час, и я не могу сделать ничего иного. При всем моем убеждении в том, что некоторые тайны лучше оставлять нераскрытыми, у меня не было выбора в этом деле.

Равви поднял взгляд от своего кубка с водой, торопливо пряча в глубине глаз зерно подозрения.

– Екклезиаст, 9, 5, - проговорил он, чтобы избежать возможного непонимания. - "_Мертвые ничего не знают_". Поэтому, что им до нас? - Он мог бы не беспокоиться, поскольку Солово явно не заметил оплошности.

– Но это была лишь часть моего поручения, - отстранение произнес адмирал. - Баланс более проблематичен.

– Александр требует преступника? - предположил равви Мегиллах.

– Точного соблюдения правосудия! - подтвердил Солово.

– Адмирал, он принадлежит к людям, которые могут требовать подобной экзотики. Вот если бы вы или я…

– Или любой из дюжины некогда бывших людьми, а ныне покоящихся в водах Тибра.

– Именно так. Немногие будут задаваться вопросом… еще меньшее количество людей проявит интерес, и уж никто не потребует у мира объяснения подобных прегрешений. Некоторые обратятся к Всемогущему (да будет благословенно имя Его), не имея особой надежды на ответ. В наше время удары молний нередки.

– Хотя можно и не путешествовать во время грозы, - заметил адмирал Солово, - Таанит, 25; равви Элиезер сказал: "_Некоторые сами роют себе могилу_".

– Однако случается - молния может поразить тебя дома - в безопасности и покое.

– Если так будет предопределено, - поправил собеседника Солово, приспосабливая религиозную метафору к строго естественному феномену.

Равви Мегиллах принял добродушный укор и намеренно перевел разговор в новое русло.

– Говорят, что раны просто ужасны, - произнес он с поддельным сочувствием.

– Как всегда и бывает, - сказал адмирал. - Безусловно, их наносили со страстью и рвением. Всего девять: одна в шее, остальные в голове. Смертельной могла оказаться любая.

– Какой позор! Для испанца он был симпатичным мужчиной.

– Теперь уже нет. Когда мы его выловили - вблизи сточной канавы, - от его обаяния уже почти ничего не осталось.

– Мы лишь мехи, полные крови, связанные и одушевленные словом Всемогущего (благословенно имя Его), - нараспев проговорил равви Мегиллах, как будто бы адмирал не знал этой простейшей истины.

Прекратив изучать крышку стола, Солово поглядел на равви.

– Я не узнаю цитаты, - заметил он с интересом.

– Моя собственная, адмирал.

– Как жаль: составленная христианином, она бы заслуживала публикации.

Мегиллах пожал плечами с достойным зависти безразличием к подобным соображениям.

– А слуга герцога Хуана может что-либо сказать о несчастье?

– Он умирает, - Солово мягко улыбнулся, - однако не может смириться с этим фактором. Стараясь заслужить свою земную награду, он ничего не говорит и ничего не помнит. Даже ярость его святейшества не смогла разбудить его память.

– Пытка? - предложил равви.

– Она убьет его за какие-то минуты. Увы, его святейшество лишен какого-бы то ни было воображения в этой области, а я чересчур брезглив, чтобы выступать с предложениями, которые могли бы поправить дело.

– А что слышно о человеке в маске, адмирал. Его обнаружили?

– Исчез, равви, словно бы и не существовал. Его не знают в мире людей.