Дальней дороги - Владимир Дмитриевич Михайлов
— Нет, — сказал Маркус. — С постройкой станции ваши подопечные справились очень хорошо. И значительно быстрее, чем мы. Воспроизводство также прошло нормально.
Он еще раз обошел прозрачный купол станции, внимательно разглядывая его. Корн и его инженеры тянулись за Маркусом, как королевская свита. Волгин остался на месте; ему было и смешно, и грустно.
— Образцы материала посланы на анализы? — спросил Маркус, оборачиваясь.
— Разумеется, — сказал Корн. — Ответ мы получим приблизительно через час.
— Тогда не будем ждать результатов. Пусть начинают вторую часть. Как она у вас называется?.. — Он зашелестел бумагой.
— Рамаки в самостоятельной, не связанной с людьми деятельности, — подсказал Корн.
— Вот именно… Да, станция хороша, в такой можно отсиживаться бесконечно. Кое-что мне, правда, неясно: назначение этого кольцевого барьера внутри…
— Мне тоже, — сознался Корн. — Но, я думаю, мы попросим объяснить того рамака, который будет руководить второй частью испытаний. Ведь, так или иначе, без объяснений мы не обойдемся: нам и самим неизвестно, как представляют себе рамаки свою будущую деятельность.
— Что же, — согласился Маркус, — пусть объясняет.
— Вы разрешите начать?
— Сделайте одолжение.
Корн дал сигнал. Рамаки один за другим скользнули в дверь построенной ими станции и заняли места внутри кольцевого барьера. Там оказалось ровно столько места, сколько было нужно им, чтобы разместиться. Лишь в середине осталось свободное пространство — по-видимому, для последнего, который сейчас неторопливо приблизился к людям.
— Здравствуйте, люди, — приятным голосом произнес он. — Я здороваюсь с вами в последний раз: испытание закончится, и мы начнем ту деятельность, для которой оказались наиболее приспособлены. Но, чтобы у вас не возникали вопросы, могущие остаться без ответа, постараюсь объяснить вам то, что вам предстоит увидеть.
— Академическое вступление, — проворчал Маркус, Корн лишь улыбнулся.
— Как видите, мы заняли наши места. Сейчас я присоединюсь к остальным, и все окончится — и все начнется.
Мы долго размышляли над тем, в чем наша сущность. И, подобно вам, пришли к выводу, что основное в нас — не различные хитроумные приспособления, которыми вы нас снабдили, а разум. Это — основное оружие для того, что мы должны делать: для познания мира.
Однако познавать можно по-разному. Можно расходовать время и энергию на полеты к планетам, и там заниматься постижением вещей и их связей. Так поступаете вы; но вас гонит не только разум: вас толкают на это эмоции, те эмоции, которых мы, как я полагаю, лишены. Мы без труда могли бы выполнить это ваше пожелание. Однако из бесед с некоторыми людьми, а также при помощи рассуждений мы сделали вывод, что, рассеиваясь по Вселенной, мы столкнулись бы со множеством осложнений, нежелательных не только для нас, но и для вас. А мы искренне благодарны за то, что вы послужили фундаментом для нашего возникновения.
С другой стороны, мы убедились и в том, что нам доступно познание исключительно при помощи разума: имея достаточно исходных данных, мы можем, не трогаясь с места, приходить к правильным выводам, справедливым как качественно, так и количественно. Иными словами, нам незачем лететь куда-то для выполнения своего предназначения. Ведь Земля — тоже планета, и она ничем не хуже других.
Поэтому мы останемся здесь. Сейчас я войду, и мы закроем станцию навсегда, и, соединившись, образуем один громадный мозг с единым ходом мысли. Если бы мы обладали эмоциями, я сказал бы, что это — наслаждение, недоступное вам, людям.
Мы не будем мешать вам. Мы будем мыслить, и только. Надеюсь, что и вы не станете беспокоить нас; это не только было бы чревато последствиями, но и просто невозможно: наша постройка достаточно надежна, она способна противостоять всему.
Мне кажется, я объяснил достаточно подробно. Мы начинаем действовать. Вы же можете смотреть на нас до тех пор, пока не признаете это занятие излишним.
От имени рамаков говорю вам, люди: прощайте…
Шуршание диагравионного двигателя рамака усилилось. Скользя низко над землей, он направлялся к станции. Никто не сделал попытки помешать ему. Рамак вплыл в дверь. Она закрылась за ним. Сверкнуло пламя: рамак заваривал швы.
— Я не понимаю, простите, — пробормотал Корн.
— Ну что же, — сказал Маркус. — Испытание можно полагать оконченным. Думаю, что протокол не обязателен: желающие убедиться всегда смогут найти их на этом самом месте.
— Нет, — сказал Корн. — Я не могу согласиться…
— Что от этого изменится? К ним не пробиться, они правы; разве что лишить их энергии? Но это невозможно; вы знаете это лучше меня.
— Вы, кажется, ничуть не удивлены? — заметил Корн.
Маркус помолчал, глядя, как рамак, завершив работу с дверью, устраивается в самом центре своего государства.
— Признаться, — сказал представитель Звездного флота, — я ожидал чего-то подобного.
Волгин невежливо засмеялся. Маркус взглянул на него.
— Нет, как видно, никто не снимет с нас, людей, этой тягости: завоевывать мировое пространство. И я вынужден спешить: корабль ждет меня.
15
Они стояли там, где обычно прощаются с улетающими. Волгин мог бы пройти к самому кораблю, но не захотел.
— Ну, — сказал Маркус, — до следующего свидания.
— Бывай. Приехал, увидел, все перевернул — и убегаешь…
— Нет, я послужил, как ты знаешь, только рупором Дальней — в отношении тебя. Что же касается рамаков, они решили все сами. А ты не вини, пожалуйста, ни в чем Лену. Она мне не жаловалась.
— Я и не думаю.
— Кстати, как тебе мои цветы?
— Так это твои? Вот что, оказывается… Цветы хорошие.
— Правда? Очень рад, я ведь в них ничего не понимаю.
— Постой, постой… — пробормотал Волгин, краснея. — Лена прилетела, чтобы говорить с тобой, значит, это ты…
— К сожалению, нет. Я ведь только Маркус, со мною лишь советуются — лично или мысленно… Ну, вон идет твой парень, а мне тоже пора.
Волгин отвернулся, чтобы встретить подходившего Витьку. Парень был грустен и весел одновременно и старался держаться так, как, по его мнению, подобало дальнему разведчику.
— Мне, оказывается, еще год придется провести в тренировочных лагерях, — сказал он с ноткой обиды в голосе.
— Все равно, — утешил Волгин. — Это не на Земле.
— Проводили бы меня до лагерей…
— Долгие проводы — лишние слезы, — сердито ответил Волгин. — А в лагеря меня все равно не пустят. Мне, уважаемый, планету покидать запрещено.
— Ну да, — сказал Витька. — Здоровье…
— При чем тут здоровье? — возразил Волгин. — Просто я очень нужен на Земле. — Вздохнув, добавил: — Но ты-то здоровье береги.
Они помолчали, не зная, что еще нужно сказать. Потом Волгин вздрогнул, услышав позади знакомый голос; она разговаривала с Маркусом. Волгин заставил себя не прислушиваться. Еще через минуту Маркус торопливо подошел и, привстав на
