Дэн Симмонс - Эндимион. Восход Эндимиона

– Спасибо вам всем за сегодняшний визит. Мы поприветствуем наших новых друзей из Священной Империи в более тесной обстановке. Многие из вас просили встречи со мной – вы получите мое благословение на личной аудиенции сегодня вечером. Наши друзья из Империи поговорят со многими из вас сегодня и в последующие дни. Во время бесед с ними помните, что они наши братья и сестры в дхарме, в поисках Просветления. Пожалуйста, помните, что наше дыхание есть их дыхание и что все наши дыхания суть дыхание Будды. Спасибо. Пожалуйста, наслаждайтесь нашим сегодняшним празднеством.

И тут возвышение, трон и все прочее беззвучно ушло назад сквозь проем в стене и скрылось за сомкнувшимися завесами, и по залу прокатился вздох многотысячной толпы.

Тот вечер запомнился мне почти сюрреалистическим сочетанием: официальный папский прием посреди карнавального разгула. Конечно, мне ни разу не приходилось бывать на приеме у Папы – таинственный кардинал рядом с троном был единственным представителем высшего духовенства, кого мне довелось встретить, – но волнение присутствующих при виде далай-ламы, наверное, сопоставимо с тем, что чувствуют в присутствии Папы, а помпезность аудиенции не может не произвести впечатления. Солдаты-монахи в красных одеждах и красных или желтых шапках по одному подводили немногих избранных к сомкнувшейся завесе – там, где исчез трон, тяжелые складки ткани плавно расходились, пропуская счастливчика, дальше следовала вторая завеса, потом отодвигалась дверь – и он представал пред светлым ликом далай-ламы. Тем временем остальные фланировали по паркету, сверкающему отблесками тысяч огней, толпились у длинных столов, ломившихся от изысканных яств, танцевали под музыку небольшого оркестрика, в котором уже не было труб – ни маленьких, ни больших. Я спросил Энею, не хочет ли она потанцевать, но она лишь с улыбкой покачала головой и повела нашу группу к ближайшему банкетному столу. Скоро все мы были захвачены беседой с Дорже Пхамо и ее жрицами.

Понимая, что веду себя крайне бестактно, я все-таки поинтересовался у Дорже Пхамо, почему ее зовут Громомечущей Матерью-свиньей. И пока мы лакомились жареными шариками дзампа и пили душистый чай, она поведала свою историю.

На Старой Земле первая настоятельница мужского буддистского монастыря на Тибете считалась земным воплощением Громомечущей Матери-свиньи – очень могущественного полубожества. Эта первая Дорже Пхамо якобы не только превратилась в свинью сама, но и превратила всех лам монастыря в хряков, чтобы отпугнуть вражеских воинов.

А когда я прямо спросил последнее воплощение Громомечущей Матери, сохранилась ли у нее способность обращаться в свинью, элегантная старушка вскинула голову и сурово произнесла:

– Если это отпугнет нынешних захватчиков, я незамедлительно так и сделаю.

За все три часа, что мы с Энеей прогуливались, беседовали, слушали музыку и смотрели на молнии сквозь прозрачный купол потолка, я не слышал больше ни одного дурного слова об эмиссарах Священной Империи, хотя, несмотря на великолепие костюмов и веселье гостей, в воздухе ощущалось какое-то напряжение. Впрочем, ничего удивительного: не считая редких визитов вольных торговцев, Тянь-Шань почти три века был полностью отрезан от Пасема и всех миров бывшей Гегемонии.

Было уже довольно поздно, и я начал склоняться к мысли, что Лобсанг Самтен просто что-то перепутал, говоря нам об аудиенции у далай-ламы, и тут к нам подходят дворцовые вельможи в большущих красно-желтых шляпах с загнутыми полями (совсем как шлемы древнегреческих воинов, я их как-то раз видел на картинке) и приглашают следовать за ними.

Я глянул на свою спутницу: не удрать ли нам прямо сейчас? – но Энея не выказала ни малейших признаков страха, она просто кивнула и взяла меня под руку. Толпа гостей расступилась, и мы чинно зашагали за вельможами по длинному живому коридору, будто я отец, ведущий дочь под венец… или будто мы только что обвенчались. Ну что ж, во всяком случае, лазерный фонарик и комлог при мне. Если Ордену вздумается схватить нас, лазер, конечно, не спасет, но корабль вызвать можно. Пусть уж лучше садится прямо здесь, прямо на дивный хрустальный потолок, но Энею я схватить не позволю.

Миновав первую завесу, мы оказываемся под просторным балдахином. Музыка и шум веселья сюда еще долетают. Чиновники в красных шляпах просят нас вытянуть руки перед собой, ладонями вверх, и кладут каждому на протянутые ладони белый шелковый шарф. Потом нам дают знак проследовать за вторые завесы. Здесь нас встретил поклоном министр двора – Энея ответила ему изящным книксеном, а я неуклюже поклонился – и ввел нас в двери небольшой комнаты, где ждет далай-лама со своими гостями.

Золотая парча, роскошные яркие гобелены (на них постоянно повторяется мотив свастики в причудливых орнаментах среди цветов, свернувшихся драконов и вращающейся мандалы) – все здесь поражает воображение. Двери закрываются, отрезав все звуки из зала; теперь гомон толпы и музыка доносятся из динамиков трех видеомониторов, встроенных в стену. Установленные в разных точках главного аудиенц-зала камеры транслируют сцены веселья, и сидящий на троне юноша вместе с гостями увлеченно следит за экранами.

Мы замерли у порога и стоим неподвижно, пока министр двора не приглашает нас подойти к трону. Далай-лама поворачивается в нашу сторону, министр двора шепчет:

– Не надо кланяться, пока Его Святейшество не поднимет руку. Потом, пожалуйста, не выпрямляйтесь, пока он не уберет ладонь.

Мы останавливаемся в трех шагах перед троном, устланным шикарными покрывалами. Главный глашатай Карл Линга Уильям Эйхедзи негромко объявляет:

– Ваше Святейшество, архитектор строительства Цыань-кун-Су и ее ассистент.

Ее ассистент? Испытывая одновременно замешательство и благодарность к глашатаю, не назвавшему наших имен, я делаю шаг вперед, стараясь держаться позади Энеи. Уголком глаза я замечаю пятерых христианских миссионеров, но в соответствии с требованиями этикета мой взгляд должен быть устремлен к далай-ламе и в то же время скромно потуплен.

Энея подходит к тронному возвышению, старательно держа шарф на вытянутых руках. Министр двора кладет на шарф несколько предметов. Далай-лама протягивает руку и быстро смахивает их на помост справа от себя. Слуга забирает белый шарф, и Энея склоняет голову, молитвенно сложив ладони.

С ласковой улыбкой далай-лама коснулся головы моей спутницы, моей любимой, возложив ладонь на ее русые волосы, словно корону. Наверное, это и есть благословение. Потом он возложил Энее на ладонь алый шарф, взял ее правую руку и пожал с приветливой улыбкой. Министр двора жестом велит Энее встать перед троном регента, а я выступаю вперед и повторяю ту же отработанную церемонию.