Джон Хоукс - Чёрная река

Те времена давно прошли. Теперь на главной площади стояли рестораны и книжные лавки. Однако ночью, когда все закрывалось и люди уходили по домам, возвращался дух старого Смитфилда. Место было дурное: здесь обитали тени, нашла пристанище смерть.

На центральной площади между Лонг-лейн и Чартерхаус-стрит располагались в основном двухэтажные лавки, которые обеспечивали мясом весь Лондон. Размером рынок был в несколько жилых кварталов и пересекался четырьмя улицами. Вокруг здания установили плексигласовый навес, защищавший во время дождя грузчиков. В стенах имелись белые каменные арки, но проходы заложили лондонским кирпичом. С каждого края в здание рынка врезали массивные желтые ворота, окрашенные в пурпурный и зеленый.

В поисках надписи Габриель дважды обошел рынок. Бред какой-то. Искать «Надежду» в таком месте? Зачем человек в фартуке указал этот путь?

Наконец он устало опустился на бетонную скамейку в парке через дорогу от рынка и, согревая руки дыханием, огляделся. Парк находился на пересечении Коукросс-стрит и Сент-Джон-стрит. Единственное открытое заведение — паб с деревянным фасадом — Габриель заметил футах в двадцати от того места, где сидел. А прочтя название, рассмеялся впервые за несколько дней.

«Надежда». Так назывался паб.

Поднявшись, Габриель пошел к теплому свету конусовидных фонарей. Присмотрелся к знаку над входом: грубое изображение, на котором двое моряков, потерпевших кораблекрушение, цепляются за плот посреди бушующего моря; оба отчаянно машут руками проплывающему вдали кораблю. Еще один знак сообщал, что на втором этаже расположен ресторан «Филе», но он закрылся час назад.

Габриель вошел в паб, предвкушая великий момент. «Добро пожаловать домой», — поздравил он себя с разгадкой, однако… Однако к гостю обернулись только хозяин, который стоял, почесываясь, да угрюмая барменша. Девушка протирала стойку. Сзади на верхней полке рядом с пыльными бутылками шампанского примостился стеклянный ящик с чучелами фазанов.

В пабе оказалось всего несколько посетителей: супружеская пара средних лет (муж с женой о чем-то спорили шепотом) и одинокий старик, взглядом гипнотизирующий пустой бокал. Взяв пинту пива, Габриель удалился в кабинку с мягким сиденьем и стенами, обшитыми темным деревом. Алкоголь быстро притупил чувство голода. Закрыв глаза, Странник сказал себе: «Минуту, не больше». Но усталость взяла свое — он быстро уснул.

В пабе что-то переменилось. Час назад было холодно, пусто, и вдруг зал будто согрелся, ожил. Послышался смех. С улицы повеяло холодом — открылась и вновь закрылась входная дверь.

Открыв глаза, Габриель обнаружил, что зал битком набит народом — его ровесниками. Парни и девушки приветствовали друг друга так, словно не виделись очень давно. Время от времени кто-нибудь ссорился, но не злобно, по-доброму. Все передавали деньги молодому человеку в плотно прилегающих к лицу солнцезащитных очках.

Может, это футбольные фанаты, решил Габриель. Ведь англичане — страстные поклонники футбола. Парни были одеты в джинсы и балахоны. У некоторых из-под воротников выглядывали замысловатые татуировки на шеях. Ни одна девушка здесь не носила ни платья, ни юбки — все одевались по-мужски, стриглись коротко или же собирали волосы назад, словно амазонки.

Присмотревшись, Габриель заметил одну общую деталь — на всех посетителях были кроссовки. Но не обычные — не для игры в баскетбол или пробежек по парку, — а яркие, с причудливой шнуровкой и рельефной подошвой, подходящей для экстремального бега.

Снова повеяло холодом — вошел новый гость. Смеялся он громче всех, да и дружелюбием (а заодно габаритами) превосходил остальных посетителей. На сальные черные волосы толстяк нахлобучил вязаную шапочку со смешным белым помпоном, нейлоновую куртку носил распахнутой, открывая объемное брюхо и футболку с рисунком: перечеркнутая красным камера видеонаблюдения.

Толстяк взял пинту пива и отправился в кабинку, по пути пожимая руки и хлопая по спинам. В его глазах Странник уловил напряжение. Уединившись в кабинке, обладатель шапочки с помпоном достал телефон и набрал номер. Когда ему не ответили, оставил сообщение: «Догзбой! Это Джаггер, мы тут все в „Надежде“. Команды собрались, ждем тебя. Перезвони».

Закрыв и убрав телефон, толстяк наконец заметил Габриеля.

— Ты из Манчестера?

Габриель покачал головой.

— Из какой ты команды? — спросил тогда Джаггер.

— Что за команды?

— А, прилетел из Штатов? Я — Джаггер. А ты?

— Габриель.

Джаггер указал на собравшихся.

— Это — Свободные бегуны. Сегодня здесь три команды из Лондона плюс одна из Манчестера.

— Кто такие Свободные бегуны?

— Да ладно! У вас в Штатах они тоже есть, я знаю. Появились-то они во Франции — двое парней забавлялись тем, что лазали по крышам, перепрыгивали с одной на другую. Это такое мировоззрение, когда город для тебя — одно большое препятствие. Перелезаешь через стены, прыгаешь с крыши на крышу. Освобождаешься. Такова наша суть, понял?

— Это вид спорта?

— Для кого-то — да. Но сегодня здесь собрались подпольщики, настоящие фанаты. Мы бегаем где хотим. Для нас нет границ, нет правил. — Джаггер заговорщицки огляделся, будто собираясь открыть секрет. — Слышал когда-нибудь о Большом Механизме?

Габриель хотел было кивнуть, но сдержался.

— Нет, а что это?

— Компьютерная программа, которая следит за нами через сканеры и камеры наблюдения. Свободные бегуны не желают становиться частью Большого Механизма. Наш бег — вне Системы.

Габриель взглянул на дверь — вошла еще одна группа Свободных бегунов.

— Вы, значит, здесь каждую неделю встречаетесь?

— Не просто встречаемся, приятель. Сегодня собрались для забега по прямой. Догзбой — тоже из наших, но он что-то задерживается.

Тем временем подтянулась команда Джаггера: Льдинка — девушка лет пятнадцати-шестнадцати — миниатюрным телосложением, жестким выражением лица и нарисованными бровями напоминала юную гейшу. Роланд, который говорил медленно, растягивая слова, прибыл из Йоркшира. Себастьян оказался вольным слушателем в колледже, таскал в карманах заношенного дождевика книги в бумажных обложках. Ребята признавали Джаггера вожаком, но всегда были рады подколоть его по поводу лишнего веса и шапки с помпончиком.

Габриель с трудом вникал в суть разговора бегунов. Все же американский и британский английский здорово отличаются: британцы иначе называют грузовики, картофельные чипсы; у них даже есть особое слово для обозначения бокала пива.

Кроме чисто британских слов, Габриеля смущал сленг. Команда болтала о каких-то обезьяньих кувырках, кошачьих прыжках, пробежках по стенам. Никто не говорил «взобраться на стену» — это называлось «убить» стену или «сожрать».