Токацин - Чёрная река

Токацин

Чёрная река

Пролог

Метель не унималась, и зыбкое пламя очага вздрагивало, как бы в испуге, когда с крыши доносился тонкий протяжный свист. Ледяной ветер, пролетая над селением, задевал крылом трубы, цеплялся за ставни, раскачивал чёрные ветви и бил их друг о друга с гулким костяным треском. Что-то упрямо скреблось за ставнями, царапая резное дерево. Рэндальф, уткнувшийся было в недочитанный свиток, навострил уши и выбрался из кресла.

— Холодно же! — запоздало зашевелилась под покрывалом Амика. Тяжёлая зимняя завеса качнулась в проёме, скрипнул тяжёлый засов, и метель взвыла, пригоршнями швыряя в дверь снежную крупу.

— Хаэ-э-эй! — Рэндальф высунулся наружу, вдохнул холодный ветер, чихнул и влетел обратно в натопленный дом, спиной привалившись к двери. Амика, плотнее прикрыв створку, вернула засов в пазы.

— Ледяной демон, — Рэндальф смахнул снежинки с усов, потряс ушами и опустился на пятнистую шкуру у очага. — Прямо под дверью. Царапал косяки, там теперь бороздки.

— И не жалко им когтей… — покачала головой Амика, разглядывая свои короткие пальцы и пушистые подушечки. Узкие изогнутые когти показались наружу — ненамного, едва ли на человечий мизинец — и втянулись обратно.

— Что он тут делает? — вяло удивилась Милена, приподняв голову от кипы свитков и листов тонкой коры и кожи. — В этом селении ему нечего есть.

— Заблудился, должно быть, — пожал плечами Рэндальф и тут же забыл о демоне. — Так ты не спишь? Мы думали, ты задремала в свитках.

— Я разбираю записи, кимеи, — вздохнула Милена и пригладила усы. — Год был тихий…

Она кивнула на корзины со свитками, перевитыми цветными лентами. Пластинки золотистой коры свисали с них, пестрея от письмён, — все события года были записаны, как подобает, и каждый свиток вошёл в тысячелетние списки.

— Да, уже второй месяц мы отдыхаем, — кивнул Рэндальф. — А у тебя всё больше и больше вещей на столе. О чём ты читаешь?

— О днях Волны, кимеи, — Милена подняла со стола странный серебристо-белый лист с разлохмаченными краями. На листе — кое-как, в три штриха — начерчен был крылатый демон с головой гиены, рослый, плечистый и мохнатый. Чуть поодаль, в углу страницы, припал к земле, готовясь к прыжку, рыжий кот, и на его хвосте изгибалось стальное лезвие.

— Легенда о Чёрной Речнице?! — Амика навострила уши. — Мы напишем о Кессе из Фейра? И о Нингорсе, Оседлавшем Волну, и о…

— И о подземных ящерах, и о самоцветах, и о небесной тине, — тихо хихикнула Милена. — Если только уймётся — храни нас Омнекса! — этот вой за окном. Под него мне не проснуться. Посмотри, Рэндальф, хватит ли тебе красок на новые свитки? Юс по такой погоде к нам не дойдёт…

Глава 01. Весенний Излом

Тяжёлая зимняя завеса колыхнулась в дверях, сквозняк качнул её, но тут же стих. Вдалеке кто-то что было сил колотил палкой о палку, топотал по настеленным на каменный пол циновкам, и на ветру, раскачиваясь вместе с дверными завесами, звенели развешанные на проходе осколки ракушек. Холодный ветер, на миг впущенный в натопленные ходы, просочился в проём, мимо кто-то пробежал, пыхтя под тяжёлым грузом. Кесса Скенесова, выронив шитьё, высунулась из пещерки и озадаченно огляделась. За поворотом, где-то у холодной кладовой, слышались голоса.

— Солнечная кошка вышла на дорогу, — выдохнул, ставя на пол что-то тяжёлое, Хельг Айвин.

— Виделись уже, — буркнул не слишком-то радостный дядя Каннур. — Это всё, говоришь?

— Три десятка — мало разве? — хмыкнул Хельг. В пещерку потянуло горючей смолой. Каннур хмыкнул в ответ.

— На шестерых-то стрелков? По пяти на лук? А дальше что — снежками кидаться?

— Да в кого?! — хлопнул себя по бокам Хельг. — Уже третий день Дикерта, и снег неделю лежит нетронутый. Хватит тебе пяти стрел, Каннур. Да и те только попусту смолой измазали. Неделю отчищать.

— Бездна тебя храни! Чтобы ты так колдовал, как отговариваешься! — сердито фыркнул тот и наклонился за корзиной — циновка под его ногами захрустела. — Хорошо, ступай домой. Зови деда, скажи — только его и ждём.

Ракушечные подвески зазвенели снова — ещё один гость пробирался зимними лазами. Кесса, ёжась от холодного ветра, нырнула обратно в пещерку.

— Дядя всё мечтает застрелить снежную тварь? — хихикнула Кирин Скенесова, разглядывая почти дошитую кайму на подоле рубахи. — Так значит, все уже у очага? Может, и нам пора?

— Не все, — отмахнулась Кесса, пряча незаконченное шитьё в сундук. — Я считала — ещё четверых не хватает. Пойдём наверх! Как раз успеем посчитать следы.

— Хэ-эх, — поёжилась Кирин, задувая лучинку и накидывая тяжёлый зимний плащ поверх рубахи. — Думаешь, снежники приходили? Только с вечера всё было чисто… что там — с той метели снег лежит нетронутым!

— С той метели небо было чистым, — нахмурилась Кесса, — а сегодня с ночи всё затянуто, ни звезды не видать. Пойдём посмотрим, пока никто в окне не засел!

Лестница, вырубленная в известняке, уводила вбок, в сторону от цепочки больших и малых кладовок, к узкому проёму — входу в спальню. Каменные ступени не холодили ноги — известняк был застлан толстой корой, вверху, вдоль туннеля, струился тёплый воздух — в большой зале с утра горел очаг, и узкие прорези в стенах исправно гнали согревающий ветер вглубь скального обрыва, к жилым пещеркам и норам. Щели в камнях, выдыхающие тепло, напоминали Кессе ноздри огромного и странного, но дружественного существа. Приложив на ходу к ним руку — «мы — свои, помнишь нас, живущий в скалах?» — юная девица откинула плетёную завесу и переступила порог, нащупывая на ходу светильник.

Сияющие кристаллы были недёшевы, но Сьютар Скенес держал кузницу, и деньги у него часто водились, — и один из крохотных мерцающих камешков — зеленоватый церит — достался даже верхней спальне. Прикрывавший его колпак слетел и закачался на ремешках. Кирин, пробравшись наверх вслед за Кессой, поспешно опустила завесу до самого пола. Внизу по коридору кто-то шёл — слышно было, как хрустят под тяжёлыми зимними сапогами циновки.

— Смотри, не выстуди пещеру, — прошептала Кирин, придерживая многослойные завесы, пока Кесса убирала засовы и приоткрывала тяжёлую крышку — оконную затычку. Ледяной ветер с торжествующим визгом хлестнул её по пальцам. Кесса выглянула наружу, прижимаясь к нагретому камню.

— Кирин, держи меня за пояс, — тихо попросила она, протискиваясь вдоль выстланной тростником стены. Снаружи была зима.