Марк Гэтисс - Клуб «Везувий»

— Надеюсь, у вас не слабый желудок.

Мне всегда было интересно, что за люди выбирают себе такую профессию. Кто, кроме тех, кто получает от этого извращенное удовольствие, захочет себе такой судьбы? Это как хормейстеры, которые хотят воспитывать маленьких мальчиков, — все время подозреваешь тут что-то нечистое.

Короче говоря, весьма подозрительный тип с вытаращенными глазами и рыжей шевелюрой снял простыню с трупа жестом эстрадного фокусника.

Я наградил его взглядом, который говорил «не слишком-то резвись», и он отошел назад, к позеленевшему Слиффу.

Передо мной оказалось тело женщины лет сорок пяти. Все туловище ее было в фиолетовых пятнах (я сразу понял, что это из-за мокрого платья), красивые волосы спутались, в них застряли водоросли. Крысы — или тупой нож — действительно неплохо потрудились над ее лицом: оно представляло собой сплошную окровавленную рану. Все это казалось похожим на этюд в красных и черных тонах.

Я наклонился, чтобы изучить ее горло, на котором багровели следы от пальцев душителя, а затем слегка повернул голову покойной. Она жутко щелкнула, как будто кто-то шмякнул об стену мешок кораллов.

— Увеличительное стекло есть? — рявкнул я на лупоглазого помощника.

Увеличительное стекло у него нашлось. Я взял его и наклонился, чтобы изучить уши.

— Видите?

Слифф взял увеличительное стекло и посмотрел сквозь него.

— Что видите?

— У нее не проколоты уши.

— И?…

— В отличие от ушей миссис Ноуч, — ликующе вскричал я.

— Откуда, черт побери…

— Я взял на себя смелость немного пообщаться с ее очаровательным мужем. Недавно он заказал сережки — это был подарок к годовщине свадьбы.

Слифф покраснел. Я продолжил:

— Кто бы ни был убийцей, он позаботился уничтожить ее лицо, чтобы все подумали, будто это тело миссис Ноуч.

— Что? Погодите, — взмолился Слифф. — Что все это значит? Кто такая эта Абигейл Безум?

Я постучал себя увеличительным стеклом по подбородку. Вопрос в другом. Если это двойник, где же тогда миссис Ноуч? — Я накрыл простыней кошмар, лежащий на столе. — Возможно, она еще жива, — провозгласил я — скорее себе самому. — Слифф, если вы пойдете со мной в паб «Двушеий Лебедь» — это здесь, за углом, — я познакомлю вас с весьма интересной дамой по имени Китти Хлёст. После этого, думаю, вы тут же отпустите мистера Кристофера Чудоу.

В конце концов Слифф послал за мистером Ноучем и допросил мисс Китти Хлёст. Я, весьма довольный своим показательным выступлением, сидел в кабинете Слиффа и ждал, когда за мной на брогаме приедет Далила. Китти дала мне адрес иностранного нанимателя ее пропавшей подруги. Теперь мне оставалось только отправиться туда и схватить его, пока он не уехал. Я точно не знал, кто он такой, но у меня появились некие подозрения. Какой «большой здоровый» итальянец связан с Чудоу — плюс закрывает дом и отбывает на Континент? После того, как я схвачу дуче, я смогу оставить это любопытное дело в умелых ручках Джошуа Рейнолдса и заняться делом пропавших профессоров.

Размышляя об этом, я снова просмотрел личные вещи миссис Ноуч. Здесь были расчеты поездок в Челси, составленные ее угрюмым мужем, ее завещание и завещание, в котором была указана ежегодная рента ее покойного мужа.

«Вольнодумец», — сказал мистер Ноуч.

Я задумчиво просмотрел отпечатанные листы.

А потом увидел.

Я прочел эти слова четыре раза и откинулся в кресле, почувствовав, как у меня стынет кровь в жилах.

Выцветшими черными чернилами там было написано имя первого мужа миссис Ноуч. Еще один человек с фотографии Кембриджской Четверки.

Максвелл Моррэйн.

XI. Библиотека Иммануила Софисма

Все красивые девушки любят моряков. То, что они любят еще и агентов тайной службы, — большая удача, потому что моряк из меня никакой. Несколько дней спустя, пока все остальные пассажиры стояли на носу парохода «Мандрагора» и любовались, как он входит в гавань Неаполя, я лежал в своей каюте на две палубы ниже, обмотав голову мокрым полотенцем и ощущая все более нежную привязанность к фарфоровому унитазу.

Кто-то постучал в филенчатую дверь каюты, и передо мной возник какой-то слуга.

— Мистер Бокс, сэр?

— Эмммм?

— Мы на месте, сэр. Неаполь, сэр. Прибыли без происшествий, я пришел доложить, как и было сказано.

— Хууууххх!

— Не торопитесь, сэр. Я организую транспортировку на берег.

Дверь за ним закрылась.

Меня, как инвалида, вынесли из каюты и водрузили в экипаж: я еле успевал замечать, что творится вокруг, мой желудок по-прежнему бунтовал, а голова кружилась, хотя мы уже достигли суши. Я приложил ко рту платок — портовая вонь меня чуть не убила, — и меня доставили в отель, находившийся неподалеку.

Передо мной возникло здание ядовито-желтого цвета, и я успел мельком разглядеть отблески жаркого солнца и сапфировое небо, а потом меня внесли в фойе. Я, как мне показалось, бесконечно долго стоял в неожиданной темноте, пошатываясь, пока консьерж улаживал все детали, но вскоре мне помогли зайти в прохладный лифт, и я вознесся вверх, в убежище своего номера.

Коридорный открыл дверь, я, спотыкаясь, прошел мимо него и благодарно рухнул на кровать. Проваливаясь в благословенный сон, я видел, как он опускает шторы и как исчезают большие пятна слепящего света.

Пришел сон, а за ним — еще сон.

Мне снились открытые гробы и вываливающиеся оттуда чучела, погоня на кэбах по пейзажам, висящим на стене у Чудоу, и огромная толпа женщин с вуалями, разматывающих окровавленные бинты, которыми обмотаны их головы, в какой-то Саломееподобной вакханалии.

Проснувшись, как мне показалось, через несколько месяцев, я обнаружил, что в моей комнате прохладно и темно. Я решил, что за мной из снов явилась одна из женщин с вуалью и это развевается на ветру ее одеяние, похожее на саван. Сев на кровати, я понял, что это занавеска.

Чувствуя себя значительно лучше и голоднее, я поднял шторы и стал смотреть на гавань. Меня омывал теплый воздух, ароматный, как ладан. Погода — которая была ужасной на протяжении всего пути — исправилась, явив моему взору восхитительное синее небо и огромное жаркое солнце. Широкая дорога перед моим отелем была запружена экипажами и прогуливающимися парочками, белые зонтики почти нестерпимо блестели на солнце. Рядом возвышался уродливый Castell dell'Ovo,[30] и с его каменного основания тощие и коричневые от загара мальчишки-рыбаки, юркие, как угри, ныряли в морскую пену.

Над всем этим вполне естественно возвышался великий вулкан Везувий — фантастический расплывчатый голубоватый фантом, подножия зеленели, о том, где вершина, можно было догадаться лишь по слабой струйке дыма — она была будто сигнал из трубы Ватикана.