Василий Головачев - Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого

– Цзе, покопайся в памяти, что ты знаешь о Змееносце? Какие достопримечательности?

«Никаких, Великий, прошу прощения».

«Это «плоский» войд», – проснулся Посредник.

«Какой?»

«Трёхмерный с точностью до девятого знака, ваши физики называют такие протяжённые образования евклидовыми».

«А что, бывают другие войды?»

«Иксоиды деструктурировали материальные объекты в пространственные «ямы» с размерностью почти равной двум, гиперптериды – с размерностью чуть ниже четырёх. Данный войд – результат битвы моллюскоров и «джиннов».

«Ага, то же самое ждёт и Солнечную систему, так? Впечатляет. Что дальше?»

«Опускайтесь в прошлое на миллион лет и выгружайте второй эцих».

«Где гарантии, что я получу обещанное?»

«Ты уже задавал этот вопрос. Гарантии – наше покровительство, позволяющее тебе выживать в экстремальных условиях. После запуска эциха ты станешь Владыкой, это уже утверждено на всех уровнях Мультисинода».

«Что это ещё за хрень – Мультисинод?»

«Высшая управленческая структура Покровителей, которых вы называете инвазерами».

«Я думал, вы обходитесь без чиновничества, а получается как у людей: владыки, шефы, боссы, управленцы, курьеры».

«Занимайся делом».

«А ты меня не подгоняй, ты ещё не Владыка и не Покровитель».

– Цзе, КФС провёл?

«Так точно, кормчий, фрегат готов к…»

– Труду и обороне, – фыркнул Ульрих. – Бегоевич, что у тебя?

– Нормально, – отозвался физик.

– Запускай машину в прошлое.

– Я устал.

– На том свете отдохнёшь.

– Разрешите…

– Запускай! Ещё один прыжок – и мы все отдохнём.

Послышался вздох, едва слышные проклятья.

– Глубина?

– Снова на миллион лет.

На голову Хорста опустилось невидимое лезвие, отсекая её от туловища. Последняя мысль, осознанная им, была: как же мне всё это надоело!..

Голова оказалась на месте, соединяясь с туловищем в одно целое.

Укол адаптогена, сделанный инком, помог сосредоточиться на восприятии света, звука и движения.

– Цзе…

Стены рубки растаяли.

Фрегат окружала немыслимой красоты фрактальная вуаль, сотканная из гармонично перетекающих по цветовой гамме друг в друга световых композиций.

– Ни фига себе! Куда это мы попали?

«Владения гиперптеридов, – сообщил Посредник. – Здесь находилась их буферная пограничная зона. Во время войны иксоиды нанесли по ней резонансно-фазовый удар».

«После чего на этом месте и образовалась пространственная яма».

«Поторопитесь с выгрузкой эциха, гиперптериды реагируют на любое нарушение границы и никогда не интересуются причиной нарушений».

«То есть они сразу начинают стрелять? Нервные какие. Хотя это мне знакомо».

– Цзе, десантируй «орех» из трюма.

Лежащие на полу Игнат Ромашин и его союзник начали подавать признаки жизни.

– Эй, младшенький, – сказал Ульрих, – обрати внимание: знаешь, что это такое?

Игнат сел, опёрся спиной о шпангоут рубки, опоясывающий весь её кокон, перевёл взгляд на сияющую паутину буферного слоя сооружений, созданного гиперптеридами. На вопрос Хорста он не ответил.

– Здесь начинаются владения создателей «джиннов», – продолжал Ульрих. – Сейчас мы запустим к ним эцих, и человечеству каюк. Интересно, что подумают твои родственнички на Земле, когда в Системе появятся моллюскор и «джинн» и начнут бодаться?

Из-под края платформы, на которой стояли кокон-кресла экипажа, вынырнул, кувыркаясь, шипастый «чилим» эциха, начал удаляться.

«Возвращайтесь, – сказал Посредник. – Задача выполнена».

«Я ещё не получил вознаграждение».

«Программу перестройки организма запускаю я».

«Не понял?!»

«Я и есть вознаграждение – как декодер записанной у вас в психике программы экстрастимуляции».

«Вот сволочь der Arschvoeglrer! Значит, всё это время ты водил меня за нос?!»

«При общении с гуманоидным носителем неизбежны логические неувязки».

«Der Blaser скотский! А ещё выкобенивался, утверждая, что инвазеры никого не обманывают! Заявлял, что эцих врубится и одновременно с ним я получу обещанное!»

«Только после выполнения задания».

«Hinterfotziger Scheisskerl! Включай!»

«Советую побыстрей убраться отсюда. Вас уже заметили, ждать не будут, скоро последует атака».

«Орех» эциха превратился в чёрное пятнышко на фоне жемчужного сияния. К нему метнулись зеленоватые электрические змейки.

– Надо уходить! – внятно произнёс Игнат Ромашин.

– Ещё раз вякнешь – отстрелю язык! – рассвирепел Ульрих. – Он мне ещё будет указывать, что делать! Цзе, что-нибудь видишь?

«Фиксирую нарастание магнитных полей».

– Бегоевич, крути свою машину обратно!

Эцих взорвался, окутываясь перьями ярчайшего смарагдового пламени.

Фрегат качнуло, как парусник на волне.

Какие-то искристые световые стрелки вырвались из световых вуалей, хищно кинулись к кораблю.

– Бегоевич, давай, die Nutte!

Со звоном разлетевшихся от удара хрустальных бокалов мозг вылетел из головы, напоминая только что взорвавшийся «чилим».

Физик успел запустить хроноинвертор за мгновение до того, как охрана буферной зоны гиперптеридов нанесла по фрегату удар из неведомых орудий, способных, наверно, обратить его в пыль, в ничто, в глубокую «яму» в пространстве, в которой не сохранялся ни один атом, ни одна элементарная частица.

Сознание вернулось вместе с болью в плече.

Инъектор не имел иглы, и всё же каждый раз укол адаптогена воспринимался как укус насекомого.

– Чёрт бы тебя побрал, Цзе! Чем ты меня колешь?

«Дифтоанпромедол, кормчий, адаптирующее и укрепляющее средство».

– Давай обзор.

Рубку залил знакомый тусклый свет от близкого рассеянного звёздного скопления.

– Ф-фу! Кажется, мы на месте. Бегоевич, докладывай.

– Я сделал всё, что мог, – забеспокоился физик. – Если что не так – нужны расчёты. Но судя по цифрам компенсации, мы вышли в наше время.

– Какое – наше?

– В две тысячи двести восьмой год. Или вы хотите в независимый ноль с момента старта?

– Чего?

– Мы стартовали из две тысячи четыреста двадцать восьмого, для эвереттианы это нулевая точка.

– Понял, рано ещё нам в ноль, нужен двести восьмой, желательно в середину июля, когда «джинн» атакует Торжок. Тут мы его и захомутаем.

– Нужно уточнить время выхода.

– Уже сообразил. Цзе, «струну» к Солнцу, параметры на сто восемьдесят, узнаем, какой сегодня там год и день.

Ульрих распаковал кокон кресла, глянул на пришедших в себя после хроноинверсии соперников. Они были живы. И они не хотели сдаваться!