Владимир Медведев - «Если», 2000 № 01
Мальчик лежал и слушал тяжелый басистый храп старика, а затем погрузился в странное сновидение. Он словно бы открыл глаза, приподнялся и сел. У алтарного камня лежала черная боевая собака с пятью щенками, а за ней — молодая женщина с золотыми волосами. Рядом с ней на коленях стоял мужчина и поддерживал ее голову.
— Как мне тяжело, что я навлек на тебя все это, — сказал он, поглаживая ее по голове. Лицо у него было сильным, волосы — черными и глянцевыми, глаза — синими, как зимнее небо.
Она протянула руку и дотронулась до его щеки, улыбнувшись сквозь боль.
— Я люблю тебя. Я всегда тебя любила…
Снаружи в утреннем воздухе прогремел рог, у мужчины вырвалось негромкое проклятие. Он поднялся на ноги, вытаскивая меч из ножен.
— Они нас отыскали!
Женщина застонала — начались родовые схватки, и Кормак подошел к ней. Но она его не видела. Он попытался прикоснуться к ней, и его рука прошла через ее тело, словно это был дым.
— Не оставляй меня! — произнесла она умоляюще. На лице мужчины отразилась мука, но вновь загремел рог, и, повернувшись, он скрылся из виду. Женщина закричала. Кормак был вынужден стоять и беспомощно смотреть, как она корчится в родовых муках. Наконец, младенец появился на свет — весь в крови и странно-неподвижный.
— Нет! Нет! Христос Сладчайший! — простонала женщина, подняла младенца и шлепнула его по крохотному задику. Он как будто окаменел. Она положила его к себе на колени, сняла с шеи золотую цепочку и сомкнула пальчики младенца на круглом камешке.
— Живи! — прошептала она. — Молю тебя, живи!
Но тельце оставалось бездыханным… без малейших признаков жизни.
Из солнечного мира снаружи донесся лязг мечей, раздались крики раненых, яростные возгласы сражающихся. Затем наступила тишина, только птицы пели на деревьях. На пол у входа упала тень, и внутрь, пошатываясь, вошел высокий мужчина. Из раны в его груди и еще одной в боку струилась кровь.
— Родился? — прошептал он.
— Мертв, — сказала женщина.
Услышав что-то у себя за спиной, мужчина обернулся.
— Еще погоня. Я вижу, как солнце блестит на их копьях. Ты можешь идти?
Она попыталась встать, но тут же снова откинулась. Он подошел и подхватил ее на руки.
— Он жив! — закричал Кормак со слезами на глазах. — Я жив! Не бросайте меня здесь!
Он вышел следом за ними на солнечный свет и смотрел, как раненый с трудом взбирается по склону к обрыву. Там он рухнул на колени, и женщина покатилась на траву. Из леса галопом вылетел всадник, и воин обнажил меч, но всадник натянул поводья и остановил коня в ожидании.
Из леса, хромая, вышел еще один человек. Левая нога у него была вывернутой, уродливой. Высокий воин взмахнул мечом и швырнул его в чащу, где острие впилось в толстый увитый плющом ствол. Потом он снова подхватил женщину на руки, повернулся и посмотрел на море, пенящееся далеко внизу.
— Нет! — закричал калека. Воин взглянул на всадника. Тот неподвижно сидел в седле, суровое лицо хмурилось, руки застыли на луке седла.
Воин шагнул с обрыва и исчез из виду вместе с женщиной.
Кормак смотрел, как калека со слезами на глазах упал ничком, но всадник просто повернул коня и скрылся за деревьями. Дальше на тропе Кормак увидел приближающихся к пещере охотников. Он помчался, словно вихрь, и увидел, что Камень в руках младенца горит, будто пламя свечи, а его тельце озарено белым сиянием. Затем раздался первый громкий крик. Вошли охотники, черная собака прыгнула на них и упала под ударами топоров и ножей.
— Клянусь Кровью Одина! — воскликнул один из охотников. — Сука ощенилась ребенком!
— Убить его! — закричал второй.
— Дураки! — сказал Гриста. — По-вашему, этих римлян сразила собака?
У Кормака не осталось сил смотреть, и он закрыл глаза, когда Гриста нагнулся над младенцем.
И открыл их, чтобы увидеть свет зари, проникающий через вход в пещеру, и Гристу, спящего на алтарном камне. Мальчик встал, подошел к старику и потряс его за плечо.
— Светает, — сказал он. — А я видел моего отца и мою мать.
— Дай мне время, малый, — пробормотал Гриста. — Дай свежим воздухом подышать. — Он потянулся, сел, протер глаза и, постанывая, провел ладонью по затекшей, совсем холодной шее. — Подай-ка мне бурдюк с водой.
Кормак протянул ему бурдюк, Гриста вытащил затычку и жадно напился.
— Так что ты говорил про свою мать?
Кормак рассказал ему сон, но в глазах старика не появилось особого интереса, пока он не упомянул о калеке.
— Какое у него было лицо?
— Светлые волосы, реденькая борода. Печальные глаза.
— А всадник?
— Воин, высокий и сильный. Холодный безжалостный человек — рыжие волосы, рыжая борода, а на голове бронзовый шлем, опоясанный железным обручем.
— Пойдем-ка отсюда, Кормак, — неожиданно сказал старый воин.
— А мой сон — истинный, как ты думаешь?
— Кто знает, парень. Поговорим потом.
Гриста вскинул узел на плечо, вышел из пещеры и встал, как вкопанный, уронив пожитки.
— Что случилось? — спросил Кормак, выходя на свет. Гриста сделал ему знак замолчать и вгляделся в кусты под деревьями.
Кормак ничего не увидел, но внезапно из-за густого терновника поднялся человек, оттянул тетиву лука с наложенной на нее стрелой. Кормак замер. Локоть Гристы ударил его в грудь, отшвырнул в тот миг, когда лучник пустил стрелу. Она пробила кожаную куртку Гристы и пронзила легкое. Просвистела вторая стрела. Старик загородил Кормака своим телом.
— Беги! — прошептал он. На губах у него запузырилась кровь, и он рухнул на землю.
Стрела мелькнула перед самым лицом Кормака, он нырком отскочил влево, и вторая стрела тоже его не задела. Прокатившись по земле, мальчик вскочил и пустился бежать во всю мочь. Невидимые преследователи в кустах завопили, послышался топот погони, и Кормак помчался еще быстрее, перепрыгнул через упавший ствол и кинулся к вершине обрыва.
Лай боевых собак нагнал на него еще больший ужас.
Он выбрался на вершину и резко обернулся, ожидая увидеть двух темных стремительных псов Колдера, скалящих зубы, готовых впиться в его горло. Он вытащил свой ножичек для обдирания кроликов, шаря взглядом между деревьями.
Могучий черный пес выскочил из-за стволов и прыгнул. Кормак упал на колени и, когда пес пролетел над ним, всадил лезвие в его брюхо, распоров его. Раненый пес неуклюже хлопнулся наземь, путаясь лапами в собственных кишках. Кормак, даже не взглянув на него, побежал назад к лесу и начал продираться сквозь кусты.
Внезапно он замер на месте: из увитого плющом ствола могучего дуба торчал меч, который привиделся ему во сне. Сунув ножичек в ножны, он ухватил рукоять из слоновой кости и выдернул меч. Лезвие было длиной в руку мужчины и ни единого пятнышка ржавчины не затуманило его блеска за пятнадцать лет, пока меч оставался тут.
Кормак закрыл глаза.
— Спасибо, отец! — прошептал он.
Рукоять оказалась настолько длинной, что меч можно было держать обеими руками, и мальчик взмахнул им, примериваясь.
Потом вышел на опушку, как раз когда на тропе появился второй пес; и ринулся вперед. Лезвие опустилось на собачью шею, почти отделив голову от туловища. Глаза Кормака пылали гневом, какого он еще никогда не испытывал, и он побежал по тропе навстречу своим преследователям.
Топот погони донесся до него, когда он поравнялся с толстыми вязами. Свернув с тропы, Кормак укрылся за одним из них. Он увидел на тропе троих: впереди бежал Агвайн, за ним — его братья.
Кормак под прикрытием деревьев погнался за обидчиками. Агвайн и Леннокс уже скрылись из виду, но Барта двигался неуклюже, далеко отстав от братьев. Выпрыгнув на тропу у него за спиной, Кормак похлопал его по плечу, и белобрысый мальчишка обернулся.
Меч Кормака пронзил шерстяную куртку и почти вертикально погрузился в живот, рассекая легкие и сердце. Кормак яростно повернул меч в ране, чтобы высвободить его. Барта умер, даже не застонав.
Кормак бесшумно исчез в тени деревьев в поисках остальных преследователей. На вершине Агвайн увидел убитых псов, повернулся и побежал предупредить брата, что Кормак каким-то образом вооружился. Потом они с Ленноксом начали отступать по тропе и наткнулись на труп брата.
После чего стремглав покинули лес. Когда Кормак вышел из-за деревьев, он увидел, что они улепетывают в долину.
Он хотел было броситься за ними, но здравый смысл взял вверх, и он вернулся к пещере. Гриста прислонился к западной стене. Его седая борода побагровела от крови, лицо было землисто-серым.
Кормак опустился перед стариком на колени и взял его руку в свои. Глаза Гристы открылись.
— Я вижу валькирий, Кормак, — прошептал он, — но они не смотрят на меня, потому что я без меча.
