Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
«Почему ты не умер?» – заинтересовался Алди.
Интересный человек даже не улыбнулся: «Не знаю».
«А почему все вокруг умерли?»
«И этого не знаю».
«Тогда вставай. Вокруг тебя остались одни мертвые».
«А что мне делать среди живых? Все, кого я знал, уже умерли. Мне скучно. И ты уходи. Никому не говори, что разговаривал со мной. Это будет для тебя плохо. Иди прямо на запад, там начинается совсем сухая пустыня. Ты об этом догадаешься, когда увидишь черепа. Они рядами лежат по краю пустыни, как дорожка прилива. Иди вдоль этой дорожки, потом поверни на полдень. Правда, воды в колодцах давно нет, они завалены трупами. Но ты ведь тоже умрешь».
10
Тоска томила сердце.
Само время было напитано тоской.
В Экополисе на площади Согласия, иногда вспоминал Алди, сквозь любую толпу можно протолкаться к серой гранитной набережной. Там пахнет чистой водой, изысканным парфюмом, молотым кофе, а в грязном Терезине пахнет только истощенной землей, тлением, сырым песком и грибами. В Звездном центре горелое железо распространяет приятную кислую вонь, привычно орут сирены предупреждения, а в сером, изрытом гусеницами Терезине несколько кварталов полностью выгорели. Мертвые пожарища, политые мутным ливнем, поросли пузырчатой жирной дрянью, противно лопающейся под босыми ногами. Время от времени отец Вонг слепо проводил рукой по обезображенному лицу Алди. «Я боюсь тебя забыть». Некоторое количество еды можно было получить от синерубашечников. Они же расстреливали всех, кто пытался вырваться из Терезина. Зобастые птицы на полях давно уже не искали червей, предпочитали копаться в растерзанных трупах. У заболевшего человека начинали неметь руки или появлялись участки кожи, рыхло и мягко продавливающиеся под пальцами. Это было безболезненно, но неприятно. На грохочущем нефтяном тракторе Алди помогал свозить бесчисленные трупы к рвам, их заливали напалмом. Запах тления мешался с запахом гари. Во рвах трещало и шипело, как в огромных шашлычницах.
«Тебе нужна женщина».
Алди кивал: «Может быть».
В ночном небе мерцали огоньки спутников, густо подвешенных над зараженной областью. Пользуясь этими спутниками, в Экополисе вполне могли видеть лица валяющихся повсюду мертвых – оптика это позволяла. Возможно, бесстрастные наблюдатели видели и Алди. Подумав о таком, он с испугом прятал лицо в рукав. Вряд ли его могли узнать, но не хотелось, чтобы Мутти плакала.
«Тебе нужна женщина», – время от времени повторял отец Вонг.
Он ходил за Алди как привязанный. В городе их знали. Иногда отцу Вонгу давали немного активированной воды, потому что слепец, помогающий зрячим, не может не вызывать уважения.
«Сейчас такое время, – говорил отец Вонг, блаженно возвращая чашку. – Мы все заодно».
И выдавал тайну: «Моему другу нужна женщина».
Он и Алди скоро стали известными людьми в Терезине.
«Придут счастливые дни, – не уставал твердить отец Вонг. – Все болезни исчезнут, и мы будем проводить дни в грандиозных очередях. Это будет счастливое время. Трупы будут закопаны, родятся новые люди, дети во всем разберутся, а очередь к Языку специально пустят по красивому берегу реки, чтобы мы чувствовали прохладу».
Однажды их вызвали в Комитет спасения.
Комитет только что возглавили люди, ворвавшиеся в город с севера.
Эти люди видели так мало, они привыкли к такой скудной и малой пище, что вымирающий Терезин показался им настоящим раем. Они сияли, увидев так много красивого и неизвестного. С бокко, патрулировавших воздух, их даже не стали расстреливать. В конце концов, это можно будет сделать, когда бандиты начнут уходить из города. А пока пусть поддерживают порядок.
Человек, командовавший отрядом, такое отношение приветствовал.
Звали его Зоммер. Он был длинный и тощий. Совсем как скелет. Весь день Алди пробовал разные горькие напитки с Зоммером и с его охраной в каком-то пустом здании. Возможно, раньше это был банк или контора. Везде валялись битые диски, рваные магнитные ленты шуршали под сквозняком. Пили какую-то горькую сквашенную дрянь, для отвода глаз один раз пропущенную сквозь змеевик. Отрыжка убивала мышей, это проверяли на фактах. Охранник ловил взрослую опытную мышь, а Зоммер или Алди дышали на нее. Обычно хватало одного выдоха. А закусывали сухариками, обросшими бледной плесенью. Сухарики сушили на спиртовой зажигалке, отец Вонг счастливо повторял: «Когда-нибудь в очереди… На берегу красивой реки…» А Зоммер вторил ему: «Большая медитация… Море огня… Банки спермы…» Он проповедовал известную идею офицера Стууна.
Алди кивал и гладил шершавое колено приведенной ему женщины.
Было темно, он не видел никаких лиц, но слышал хриплый смех женщины.
Гладить податливое колено было приятно. Хотелось говорить о звездах, но мешала отрыжка. Кто-то включил дорожный приемник. После обычных призывов к разуму и воле мужественного населения зазвучала музыка Территорий. «Веет, веет, веет…» А что веет? Почему? Никто не знал, чем заканчивалась эта песня. Может, смысл ее заключался как раз в бесконечности.
«Мы распределим захваченную сперму по всем семьям, в которых нет хронических больных…»
«Каждый обязательно получит по куску полезного Языка…»
Тьма, влажная духота, хриплый смех. Алди повалил женщину на грязный продранный диван. Скрипела пыль на зубах, по стенам с писком сновали юркие ящерицы. Женщина укусила Алди в губу, но не отпрянула. Вкус крови и пыли вызвал у Алди рвотную судорогу. Женщина заботливо вытерла ему губы подолом своей юбки и снова крепко прижалась. «Мы войдем в Экополис, мы захватим все банки спермы, – впервые подумал Алди как о чем-то решенном. – Зачем мечтать о звездах, если они недостижимы? Зачем нам звезды, если есть женщины, умеющие смеяться так хрипло, так призывно? Мы устроим грандиозную медитацию».
Он дрожал и ловил поддающиеся мягкие губы.
Теперь уже ясно, что Языки никогда не появятся в ледяных песках Эллады.
Алди задыхался. Наверное, мы проскочили нужный момент. Женщина под ним стонала и была мокрой от пота. Марс останется необитаемым, зато на Земле будет раздаваться хриплый смех. Алди тоже стонал и тоже был мокрый от пота. Кто поменяет живое тепло на холод марсианских пустынь?
Когда Зоммер захотел лечь рядом, женщина не возмутилась, а Алди уже устал.
Зато он проснулся раньше всех. И впервые за все время пребывания на Территориях почувствовал некоторый покой. Никто ничего от него не требовал. Никто ничего не просил.
