Егор Фомин - Лестинца
Но больше всего поражало то, что были видны ступени за лесом, по которым они пришли сюда, были видны оба края лестницы с боков, открывая вид на землю внизу: поля, деревни, голубые нити рек широко и необъятно простирались вокруг и скрывались в темнеющей дали вечернего неба. Все это ставило их перед подавляющей грандиозностью Лестницы. Казалось, что эта скала, болота, лес висят прямо посреди неба.
Это было нереально. Этого не могло быть.
— Никогда такого не видел, — сел, наконец, к скале, очнувшись от зрелища Ригг, — это как же все держится-то? Это же прямо в небе. И вот ведь, что удивительно, внизу, с земли я видел, что Лестница везде ровная, тонкая, нигде не расширяется, а тут вон что творится. А?
— Это да, — чесал в затылке Крын, — может нам того… покушать?
Поели. Ригг ел все еще потрясенный увиденным. В этот день они доели последние свои припасы.
— Вот и все, — сокрушенно сказал Ригг, вытряхивая крошки из пустого мешка, — дальше-то как будем? Камни жевать?
— Так э-э… завтра, наверное, и думать того… будем, философично заметил Крын.
— Думаешь? Ну, может оно и так.
Ланс меж тем как сидел, спиной опершись на камень, так и заснул. Неслышно беззвучно.
— Ты бы хоть подстелил чего, — заметил ему Ригг, — камень-то он токмо по началу теплый, а после остынет, и сам из человека тепло тянуть будет.
Ланс не пошевелился. Ригг же достал из своего мешка одеяло и аккуратно постелил для себя.
— Вот, уж отведайте, чего Керен послал, — сказал крестьянин, ставя на стол жареного цыпленка.
— Слушай парень, ты хоть руки мне, может, развяжешь? - попытался потрясти связанными за спиной руками Итернир.
— Ага, развяжу, — согласился солдат, — а потом ты мне этими же руками, как сам сказал, всю морду в кровь расцелуешь. На кой Ёнк мне это надо? Я тебе их лучше наперед перевяжу.
— И ты думаешь, что так намного лучше? — спросил Итернир с сильным сомнением в голосе, разглядывая свои посиневшие руки.
— Как есть, — пожал плечами гвардеец, а все остальные его слова потонули в брызнувшем курином соке.
Принц ел степенно, помогая себе ножом. Крестьянин же, невысокий поджарый человек с почерневшими руками и выцветшими глазами, к еде не прикоснулся. Видно уже поел. Или это его ужин ели сейчас другие.
— Как жизнь-то Неуём? — спросил, наконец, Котьен.
— Да как она может быть, — пожал плечами крестьянин, — тебе скажешь, что хорошо, так завтра же придешь с подмогой, излишки изымать. Да и ладно бы, если хоть сказать-то так было бы можно. Один-то много я не наработаю. У соседа, вон коза сдохла, мелочь, а все же что-то приятное.
Итернир, слушая, старательно пытался поднести кое-как оторванную птичью ногу ко рту. Удавалось с трудом.
— Ну, вот, — засуетился крестьянин, когда от курицы остались только мелкие кости, а кувшин бражки опустел, — вам, сиятельный принц, осмелюсь предложить свою постель, уж вы не побрезгуйте, тебе, Котьен уж на полатях постелю, а пленника вашего, наверное, на сеновал отведете, как всегда?
— Ага, — вытер пальцы о штаны Котьен, — ты ж уже сколько раз гостей снизу встречал, чего суетишься-то. И впрямь ты, Неуём, какой-то неуемный! Ха-ха!
Предмет веселья гвардейца остался непонятным для его провожатого и пленника.
— Ну ладно, — проговорил вдруг Итернир твердым голосом, — вели, Кан-Тун, то есть, сиятельный принц, этим выйти пока, нам поговорить надо.
— Не о чем нам с тобой говорить, — не меняя гордой осанки, принц.
— Нет, — не успокоился Итернир, — есть о чем, о болоте, о лесе, о скале, о троих на уступе.
— Сам про них все хорошо знаю.
— Светлый принц, — нерешительно, ничего не понимая, почесался Котьен, — может его успокоить?
— Погоди, — жестом остановил тот.
— Правильно, погоди, — поддержал Итернир, — короче, сиятельный принц, я тебе хочу, пожалуй, кое-что предложить.
Принц напрягся, повисла пауза.
— Ладно, — решил он, — выйдите все.
— Что у тебя есть?
— У меня-то? У меня есть. Есть что вспомнить! Про лес, про болото, про скалу, про троих на уступе!
— Это все?
— Ага! Все! Почти! Все было бы, если бы тебя бросили. В лесу, когда дикари тебя на алтаре выпотрошить собирались или на болотах, когда ты в горячке валялся! В лесу бы нас оставили, и всю оставшуюся жизнь мы бы дикими зверьми в дебрях шатались, на звезды бы выли. Понял я кое-что. Испытывает нас Лестница. Каждого проверяет. Каждый уже мог бросить остальных: Ригг, когда нас дикари схватили. Ланс, когда нас в болоте на куски резали, сами-то они могли уйти, а вернулись!..
— И далеко бы они ушли?
— Правильно, недалеко! Потому нам вместе держаться надо. Меня бы оставили в болотах, на стену бы не поднялись. А когда я на верх поднялся, не бросал бы вниз веревку, ушел бы восвояси, так нет! Вытянул я на свою голову тебя! В общем, теперь твоя очередь пришла. Теперь тебя испытывают.
— А Крын как же?
— Не знаю. Его пора, видно, потом наступит. Если наступит.
— Все у тебя хорошо, но только Лестница кончилась.
— А ты ее конец видел?! Сам видел?! Своими глазами?! Молчишь? То-то. Эти тебе понарасскажут. Такие же самодовольные как ты дошли, во что-то потрудней Стены уперлись сели, герои непобедимые, и сказали, что дальше просто ничего нет! А ты уши развесил. А еще немного пройдешь, и сам так твердить начнешь.
— Как же ты о своей шкуре печешься! А я тебе чуть было не поверил! Сейчас бы руки тебе развязал, а ты бы меня за тот кинжал у горла, этими руками бы и прикончил!..
— Опять тридцать девять! Да к Ёнку меня, я тебе о троих, что на скале висят, толкую! Которым ты жизнью обязан!
— Неубедительно. Это все?
— Ладно. Попробуем по другому. Вот если все действительно так, как рассказывает этот малый, то представь себе, что ты будешь представлять, если явишься в замок не в сопровождении и с пленником, а с четверыми спутниками, не последней силы. Да остальные принцы просто вынуждены будут с тобой считаться!
— Пятеро, против целого государства?
— А сколько того государства, ты подумай! Сотни две, может три, но не больше. Сколько сюда народу придет, если раз в год по полудюжине отправляют, а доходят и вовсе не каждый год? А ты одного Ланса вспомни. Да он один сотню положить может!
— Запутанно говоришь. Не понятно.
— Вот и подумай. Подумай. Может, что человеческое в тебе и проснется. В общем, я все тебе изложил, твоя очередь выбирать и, я уверен, Лестница ждет, что ты выберешь. У тебя времени только эта ночь. Потом уже поздно будет. Выбирай. Эй! Солдат! Веди меня на сеновал!
Огарок лучины, выпав из поставца, зашипел в поддоне с водой и погас. Убогая холостяцкая обстановка дома погрузилась во тьму. Лишь окно выделялось чуть более светлым пятном сумеречного света звезд. Принц поворочался в постели крестьянина. Она была грязна и местами даже вонюча. Хорошо клопов не было. Или они еще не успели добраться до него сквозь одежду?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});