М Валигура - Серебряная тоска

"И почему на нашей саратовской станции администраторы всегда хохлы?" подумал я. Из раздумий меня вывел голос одного из напарников.

- Ладно, чамор, давай не сердись. Меня Митяй зовут. Для тебя - дядя Митяй. А его - Петро. А тебя как?

- Дядя Игорь. Васильевич.

- Значь, Игорёшка, - ощерился Петро.

- Игорь Васильевич, - уточнил я.

Петро опешил.

- Ну, какой ты Василич, мы ещё посмотрим. - Митяй с интересом глянул на меня. - Лопату-то в руках держал?

Вдвое старше меня по возрасту и вдвое шире в плечах, краснорожий Митяй с насмешкой пялился на меня. Петро подхихикнул.

"Да это ж Серёжка и Колька, - мысленно ахнул я. - Овзрослевшие, спившиеся, махнувшие на себя рукою... Пожалуй, так оно и есть. Эх, показать бы им сейчас самих себя со стороны!.. Спокойно, Игорёк. А показать бы тебе сейчас со стороны тебя... И Руслана. Что сказал бы? Как хорошо судить других. Чамор и есть".

- Ну что, Игорь Васильевич, будемьте уголь разгружать? - ядовито спросил Митяй.

Я схватил лопату и бросился к вагону.

- Да он бешаной! - услышал я за спиной голос Петро.

- Та не... Ентузиаст, - хмыкнул Митяй. - Токо посмотрим, как долго его ентузиазму хватит.

Я молча стиснул зубы и набросился на вагон - распахнул боковой люк и вонзил лопату в чернь угля. Массивная кипа вывалилась наружу. Митяй и Петро, один скривив губы в ухмылку, другой раззинув рот, наблюдали.

- Помогайте, а то денег не получите, - зло кинул я.

- Не, в натуре, Митяй, - промямлил Петро. - Глянь, парень старается.

- И пусть старается, - махнул рукой Митяй. - Нам-то что за дело.

- Так мы ж вместе работаем, - растерянно сказал Петро.

- Работаем! Та ты посмотри, шо он за работник! Мы ещё перекурим, а потом сделаем в два раза больше, чем он. Слышь, ентузиаст, сигарет у тя не будет?

- Не курю, - злобно ответил я.

- У меня есть, - сказал Петро.

- Ага! - обрадовался Митяй. - Покурим назло ентузиасту?

- Ну, давай... покурим, - краснея ответил Петро.

Он вынул "Приму", и они с Митяем задымили, усевшись на рельсы.

- По-прежнему не куришь, ентузиаст? - осведомился Митяй, с нарочным удовольствием затягиваясь и отплёвывая табачные крошки изо рта.

- По-прежнему работаю. А ну, берите лопаты.

- Нашёл дураков за четыре сольдо, - сынтелектуальничал Митяй.

- Значит, я тут один дурак?

- Выходит, да.

Я принялся выгребать уголь с удвоенной энергией.

- Слышь, Митяй, давай подсобим, неудобно. - Петро сделал попытку встать с рельс, но Митяй положил ему тяжёлую руку на плечо.

- Докурим. Парень любит пахать - пускай попашет.

- Так нечестно же...

- С хера ли ты знаешь, что есть честно, а что нет? - ухмыльнулся Митяй.

- А вот знаю! - Петро вскочил с рельсов и бросил недокуренную сигарету на щебёнку. - Когда один пашет, а остальные курят - это нечестно. Это я знаю. - Он схватил лопату.

- Бунт на корабле? - лениво спросил Митяй.

- Игорёшка, счас я тебе помогу! - Петро набросился на уголь справа от меня.

Вдвоём работа пошла гораздо быстрей.

- Отак мы его, - радостно приговаривал Петро. - Отак... А ты, ваще, чем занимаешься?

- Стихи пишу.

- Вот я и смотрю - мускулы слабые... То есть, в смысле, стихи?

- В смысле - стихи.

- В смысле - как Есенин?

- В смысле - как Матушинский.

- А кто такой Матушинский?

- Ну, типа Пушкина.

- А, знаю. В школе проходили. Я, там, типа, памятник себе воздвиг... этот, как его...

- Нерукотворный, - подсказал Митяй, загашивая сигарету о рельсы и подымаясь. - К нему не зарастёт народная тропа. - После чего прочёл всё стихотворенье до конца.

- Чё зенки вылупил, стихотворец? Ты думаешь, единственный поэт, который уголь разгребает? А вдруг и я такой?А? Слухай:

- Кто себя отважится понять Тот простую истину оценит Женщина способна изменять А рука мужчине не изменит. Ну как?

- Рифма и размер есть. А смысел - дубовый.

- Ну ты даёшь, Митяй! - восхитился Петро. - Да ты ж, выходит, поэт! Прям, Пушкин. Не?

- Рука в говне, - мрачно буркнул Митяй. - Мне, вон, интересно, что Матушинский - правильно так тебя, да? - скажет.

- Разгружаем уголь, - сказал я.

- Не, ты мне, мальчик, не юли. Ну чё, говнянку я написал?

- Да ничего ты не написал. - Я воткнул лопату в уголь. - Такие стихи пишут на стенах туалета. Хотя у тебя, может, и поэлегантней.

- Смотри-ка, какой дипломат! По-э-ли-гант-ней! Да я, может, родился в туалете, живу в туалете и в нём же и помру. Да что я, не вижу, что ли, ты ж ненавидишь таких людей, как я, как Петро, как мои друзья - чёрных работяг. Ты ж, сука, выше этого. Только вы ж, блядь, интеллектуалы, сами или кочегарами работаете, или дворниками, или, вот, уголь... Та хер со мной, здесь я понимаю, за что ты Петро презираешь?

Петро удивлённо вскинул брови.

- С чего ты взял, что я вообще кого-то презираю?

- Ну, это же естественно... Или я чего-то не понимаю в жизни. Ты же ставишь себя выше всех остальных.

- Нет. Это ты ставишь себя выше всех остальных.

- Тем, что представляю из себя такое дерьмо?

- Да ты и в этом находишь кайф.

- А ты не дерьмо?

- Нет, - ответил я. И, подумав, повторил: - Нет.

- Везёт. Если ты не соврал. А не верю. Никому не верю. Ну что, показать тебе, как лопатой уголь выгребают? - И накинулся на кучу угля в вагоне, с остервенением выкидывая его на рампу. Работал он действительно залихватски. Сил в нём, невзирая на возраст, было куда больше, чем во мне. Внезапно он откинул лопату и нарочито тихим голосом сказал:

- Ну, читай.

- Чего читать?

- Блядь, стихи свои.

- А тебе они зачем?

- Читай.

- Господи! Да неужели в этой стране даже разгребатели угля не могут просто разгребать уголь!

- Не юродствуй ты, Игорь сраный Васильевич. Читай.

-Читаю:

На взбесившейся постели Я не сплю вторую ночь Я на адской карусели Уношусь отсюда прочь Кто тут змеи или черти Или просто дребедень Или алкогольной смерти Подползающая тень Здесь царят миры другие И щелчку подставив лоб Литургию летаргии Вдохновенно служит поп Опустив хмельные веки Прославляет он в веках Наши водочные реки В огуречных берегах Безъязычные пророки Серафимы-фраера Вылетают пенясь строки Из-под пьяного пера То сознаньем крыльев гордый То беспомощный до слёз Конь-Пегас зарылся мордой В поэтический овёс На него уселась криво Раня буквами бока От похмельного курсива Окосевшая строка И склонилась к изголовью Чтоб ударясь о стакан Заклевать себя до крови Как блаженый пеликан.

Митяй схватил лопату и тут же бросил её назад. Отвернулся от нас и ушёл за вагон. Оттуда раздались вдруг его всхлипы.

- Эх ты сука! - сказал Петро. - Чё ж ты друга моего расстроил? Я ж тебя счас...

- Не трогай его, дурак. Если б ты понимал, что он написал...Стишки написал...

Да, понял, Петро? Херню он написал. Слышь, Петро? Рифмованную херню.