Елена Хаецкая - Летающая Тэкла
Старик выбрался наружу, повозился с дверью, пытаясь закрыть ее на засов, так и не совладал со щеколдой и махнул трехпалой рукой.
– Heils, mawilo! – проговорил он и, видя, что девушка заморгала, явно его не понимая, повторил: – Радуйся! Мир для тебя, ребенок женского пола!
– И вам тоже мир, святой отец, – отозвалась Тэкла, старательно выговаривая слова, чтобы мутант ее понимал. – Мое имя Тэкла Аврелия Долабелла, а еще меня называют Летающая Тэкла.
– Святой? Weiha? – старик тихонечко засмеялся, не разжимая губ. – Это немножко слишком много, Тэкла Аврелия Долабелла. Меня здесь звать отец Юнгерикс.
Тэкла задумалась.
– Это ведь германариканское имя?
Старичок весело закивал.
– Galeiks. Именно точно, что германарикс. А это – gudhus. – Он показал на здание.
– А я думала, что это базилика, – разочарованно проговорила Тэкла.
Отец Юнгерикс пожевал губами.
– Это дом для Бог, – сказал он наконец.
– А я знаю Объединенную Мутантскую Церковь, – похвасталась Тэкла. И намекнула: – Они добрые, всегда готовы помочь.
Старичок сдвинул брови и стал очень суровым.
– А я не знаю такой Церковь, – произнес он. – И никто со здравосмысл в уме не должен знать никакой подобный церковь.
– Они, правда, скучные, – быстро добавила Тэкла.
– Еретики, – строго молвил старичок и постучал согнутым пальцем по лбу Тэклы. – Правильно – Кафолической Церковь Готфского Обряда. Это – вот. – Он снова показал на базилику. – Это в память святого Ульфилы-от-Тервинги.
– А я знаю святую Генофеву! – обрадовалась Тэкла.
– Доброе, – похвалил отец Юнгерикс.
Он смотрел на эту юную девушку, которая приплясывала перед ним в нетерпении – у нее было что-то важное на уме, но она не знала, как с этим подступиться, – и его старое сердце жадно насыщалось радостью.
Уже много лет, разглядывая своих сограждан, отец Юнгерикс не мог избавиться от ощущения, что внутри все они подобны сухой прошлогодней полыни, утратившей и зеленый цвет, и даже горечь. И не в том вовсе дело, что все они мутанты, – кто в наше время не мутант! Отец Юнгерикс и сам не идеал человеческой плоти.
Не один десяток лет в высших церковных сферах велись кровопролитные споры о том, следует ли изменить старинное правило, согласно которому уроды и рабы не могут gudjinon – священничествовать, как говорят в Ромарике. Придерживаться этого закона во всей полноте означало оставить паству без пастырей, поскольку светские предписания и обыкновенный здравый смысл препятствовали патрициям принимать на себя иго безбрачия.
Да, не в мутации и уродстве беда, а в безнадежном постарении человеческих душ. И глядя из года в год в угасшие глаза прихожан, отец Юнгерикс чувствовал, как в его душе совершенно ненужным грузом накапливается усталость, а это ему очень мешало.
И вот приходит неизвестно откуда эта гостья, вертится перед ним и сама не замечает, как то и дело чуть взлетает над мостовой, словно мушка. Этому старому строгому священнику Тэкла, разумеется, поостереглась рассказывать, что ее поцеловали когда-то Ангелы, – неизвестно ведь, как он к такому отнесется, – да только говорить этого и не требовалось: отец Юнгерикс сам все видел, оттого и радовался.
Взяв Тэклу за обе руки, он тихонько потянул ее вниз, и девушка, немного смутившись, опустилась на землю.
– Что у тебя в сердце, – сказал отец Юнгерикс, – говори тотчас.
– Мне нужна помощь, – начала Тэкла доверчиво. – Точнее, не мне, а одному очень знатному человеку. Патрицию. Ой-ой-ой, даже не знаю, как и сказать! Этот ваш… ну, статуя – он эталон?
Старичок растерялся немного, не вполне понимая, в какую новую сторону неожиданно вильнул разговор.
– Статуя? – переспросил он. – Laudi? Фигура?
Тэкла закивала и завертела рукой у себя над головой, показывая высокий шлем с гребнем и перьями.
Отец Юнгерикс засмеялся, обрадованный тем, что снова ухватил нить беседы.
– Это есть проконсул Марк Амелий Скаурус, – пояснил он. – Он стоит давно для память. Он великий муж.
– Но он – эталон? – настойчиво повторила Тэкла.
Отец Юнгерикс видел, что этот вопрос для нее почему-то очень важен, и застрадал оттого, что совершенно не знал, как ответить. Слово «эталон» применительно к памятнику Марку Амелию Скаурусу было старику священнику решительно непонятно. В незапамятные времена монумент возвели по приказанию Муниция Лентата, преемника Скауруса, – вот и все, что он знал.
Поэтому он ответил наугад:
– Ни в одном случае. Нет.
Тэкла тотчас просияла, и глядя на нее расцвел и отец Юнгерикс.
– Очень хорошо, – сказала она, – я могу продолжать. Я шла в Могонциак по важному делу и со мной был патриций. Его имя – Альбин Антонин, из болонских Антонинов. Он направляется в Лютецию, где унаследовал удел от своего родственника.
– Я глубоко вникаю, – заверил ее отец Юнгерикс.
Подбодренная этими словами, Тэкла перешла прямо к сути:
– Его похитили!
– Украли? – уточнил старик, не веря услышанному. – Хвать? Цоп? Как вор?
Тэкла закивала головой в высоком уборе.
– Именно!
– Это есть naiteins, – сказал отец Юнгерикс серьезно. – Святопреступление. Покушение на совершенное тело, которое есть подобий от Адам.
– Вы абсолютно правы, святой отец, – разволновалась Тэкла. – Я расскажу все, а вы уж решите, сможете ли нам помочь.
И она рассказала – про клоны Корнелия Суллы, про нелегальную генетическую лабораторию, скрытую в густом лесу, и про главаря всей банды – жуткого типа по имени Европиус.
На протяжении этого рассказа священник переспрашивал ее по многу раз, чтобы быть уверенным в том, что ничего не пропустил и не перепутал. При имени «Европиус» он долго, с недоумением щипал себя за манжеты – такая уж у него была привычка – а потом переспросил:
– Точно ли Европиус?
– Нет, – признала Тэкла. – Может быть, как-то иначе. Но похоже.
– Ты его видела лицом перед лицо?
– Нет… только объедки на блюде и кувшин.
– Много лет давно назад, – заговорил отец Юнгерикс, – ловили банду Метробиуса. Он хватал и грабил люди, делал ужасное дело с их телом. У него лабораториум, много оборудований – все украденный.
– Это он! – горячо сказала Тэкла. – Я просто уверена! У, гадина!
Она сжала в кулачок свою руку-рукавичку и потрясла ею. Священник с тихой грустью глянул на этот маленький кулачок и покачал головой.
– Чрезвычайно недостаточно, – заметил он. – К счастью, Церковь есть соборный разум. Мы должны войти, так как скоро богослужений для Исус Кристос.
Он открыл маленькую дверцу, и Тэкла зашла вслед за ним в полутемное помещение, где было прохладно и пахло камнем, маслом и воском.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});