Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– Зачем Дьердь просил об этом напомнить?
– У вас выразительное лицо. – Чувствовалось, что пилот присматривается к Гаю. – К вам хочется подойти. За вами будущее. Это несомненно.
И указал взглядом:
– Видите того человека?
– У него тоже что-то украли?
– Мечту, – кивнул Тэтлер. – Этот человек разработал принципиально новый тип скафандра. Для работы на лунных станциях. На Марсе такой тоже бы пригодился. Чудо-скафандр испытывался в самых гиблых местах, но так и остался без применения. Сами знаете, все космические программы погребены под проблемами остального мира. Все средства, все силы уходят на борьбу с эпидемиями, на освежение Языков, на расчистку химических и радиоактивных свалок. Да, у этого человека украли мечту. Можно сказать и так.
– Об этом тоже Дьердь просил напомнить?
Тэтлер кивнул. В зеленоватых глазах пряталась усмешка.
– Я много жил среди уродов и могу одно подтвердить: они на самом деле уроды. Мы выбиваемся из последних сил, поддерживая жизнь Языков, а они часами могут любоваться какой-нибудь рыжей, ничем не примечательной белкой, раскачивающейся на ветке. Они не хотят видеть, что чудесная, на их взгляд, белочка обсыпана клещами, что шерсть ее лезет неопрятными клочьями, а сам любитель сентиментальных зрелищ до крови расчесывает открытую язву у себя за ухом, и у него плохо гнется искалеченное ревматизмом колено.
Тэтлер улыбнулся:
– Впрочем, и у них есть мечта.
– Это здорово, – искренне сказал Гай.
Тэтлер отвернулся. Может, не хотел, чтобы Гай видел его глаза.
– Да, мечта. Каждый урод мечтает об Экополисе. О том, как он однажды ворвется в Есен-Гу с отрядом единомышленников. И уведет вашу сестру, мать, подругу, ему без разницы. И зарежет вашего друга. Урод ведь не ищет понимания. Зачем ему понимание? За ним семь миллиардов. Он просто сожжет все обсерватории, Дома матерей, взорвет набережные и забросает каналы дрянью. Выкорчевав керби, разведет живые леса и привезет с Территорий вонючих белочек, чтобы они красиво скакали по веткам, оплетенным гнилыми лишайниками. Видите того благообразного старца? Когда-то он конструировал входные маяки. У него украли ген-карту – случайно, при перевозке действующего архива одного из медицинских центров. По этой карте некий умный урод провел в Экополисе почти месяц. Он заразил кучу народа самыми дикими болезнями. Семь миллиардов. Слишком густой бульон.
– Неужели там некого полюбить?
– На Территориях?
– Ну да.
– Как странно вы говорите…
Кто-то тронул пилота за плечо, и он тут же исчез в толпе.
Зато в рукав Гая снова вцепилась новенькая. Правда, при ней, к сожалению, находился и гаммельнский дудочник. Он обнимал новенькую за талию и часто облизывался. Наверное, хотел съесть проблему.
8
– …этот ваш герой – тоже урод.
– Счастлив, что вы это разглядели.
– Но зачем вы про них твердите? Чего ждете от них?
– Огня, который выжжет все Языки. – Отто Цаальхаген наслаждался. Рукав пышной рубашки изнутри наливался нежным огнем. – Массового террора. Пусть он, как ураган, пройдет по всем Территориям. Презрения к малодушным. Не думайте, что кто-то избежит наказания. Даже в Экополисе. Слабость будет жестоко наказана. Не забывайте, что отмену особых мер навязывают именно остальные. Они надеются, что мы испугаемся.
«Выявить Носителей невозможно…»
«Референдум нельзя оттягивать…»
«Мы теперь все начнем сначала…»
«Разделительные линии…»
– Вы меня пугаете, Отто.
– А вы и должны пугаться. Чудеса радуют только издали. Вам ведь не нравится стригущий лишай и гнойные язвы, разъедающие тело? Вас ведь не устраивает хромота, перемежающаяся лихорадка, скверное зрение, паралич? Вы же не хотите, чтобы ваша дочь или мать задыхалась в приступах астмы? Вот видите. Не хотите. Почему же миритесь с тем, что происходит на Территориях? Почему ничего не делаете для будущего? Или вам достаточно пяти минут в какой-нибудь каморке с тупым самцом? – Он мрачно взглянул на новенькую, и рукав его снова нежно расцвел. – Зачем вам будущее? Каморка и самец. Этого достаточно. Глядя на вас, я готов поверить, что в космос полетит совсем другое человечество.
– Есть варианты?
«На Камышовом плато отрабатывают защиту…»
«Попробуйте доказать это уродам…»
«Все равно Станции следует расширять…»
«Старший брат болен…»
– Варианты? Какие варианты, если все мы погрязли в трусости? Мы боимся сказать вслух, что надо менять мораль. Мы не готовы отнять будущее силой. Нам, видите ли, жаль остальных, пусть они распространяют самые ужасные болезни. А они хуже крыс! Поскребите себя получше, и вы легко обнаружите в себе урода! Вот почему следует сменить калейдоскоп на оптику прицела.
– Но кто сделает выбор? – не выдержал Гай.
– Да вы же и сделаете.
9
– Не сердитесь на него.
Гай чувствовал разочарование.
Почему-то ему казалось, что встреча с Отто Цаальхагеном должна была оказаться не такой. И слова о выборе должен был произнести не гаммельнский дудочник. Слишком серьезная тема, чтобы болтать так безответственно. То, что выбор нельзя откладывать, – это ясно, это ни у кого не вызывает сомнения, но выбор (каким бы он ни оказался) будет все же делаться не здесь и, наверное, не нами.
Он издали рассматривал скалившуюся с подиума собаку. Скотчем, скотчем ее! Чтобы не смела рычать! Выбор будут делать решительные люди. Он молча смотрел на новенькую. Точеный профиль, нежные, вздернутые уголки губ. А рукав ее тонкой блузки вдруг ожил, как волна, полная цветущего планктона.
В этом зале все держится на рефлексиях, подумал он.
«Каморка и самец». Может, гаммельнский дудочник в чем-то прав.
«Каморка и самец». Он ведь о новенькой ничего не знает, а туффинг действительно прост и удобен. Пять минут, и она получит все, чего хочет ее молодое здоровое тело. И это будет красиво, чисто, гигиенично. Не в пыли, не в грязи, не в свальном грехе, как у уродов, не на берегу грязной лужи под кислотным дождем, отворачивая лицо от кашляющей партнерши, а в уютном уединенном уголке, украшенном декоративной каллиграфией.
«Новые Дома матерей…»
«Образцы вывезены со Станций…»
«Мы опять начинаем строить Станции…»
– Мне пора.
– Гай…
– Да.
– Когда вы вернетесь?
– Дней десять. Мы рассчитываем на такой срок.
– У вас есть какие-то любимые места в Экополисе?
– Я не очень хорошо знаю город. Но у меня флип. Он останется моим и после возвращения. Бухту я изучил. Вы пробовали водить скоростную посудину?
– Даже выигрывала гонки в Аназии, – улыбнулась она.
– За рифами, там, где торчит труба затонувшего фрегата… – Он не спускал глаз с ее пылающего рукава. – Фрегат виден издалека… Но там скальный мыс,
