Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

И он ткнул пальцем прямо в, окончательно вытянувшееся, лицо Тресилова, одновременно закричав:

— Ник, вяжи бандитов! Не давай им уйти!

Хастон черной лавиной кинулся на опешивших чекистов, разбрасывая их в стороны, а Симон повалил на землю Тресилова, заламывая ему руки за спину и тыкая лицом в шершавый, как наждак, песок. Краем глаза он заметил, как Вовка юрко метнулся к разбросанной одежде, схватил вещи Кондратюка и побежал с ними за скалу. Больше наблюдать за мальчонкой времени не было, потому что пришедший в себя Тресилов начал оказывать яростное сопротивление. Он привстал, выгнувшись дугой, скинул с себя Симона и перекатился на спину. Встать он не успел. Арданьян со всего размаха ударил чекиста в лицо с вытаращенными глазами и тот, глухо охнув, схватился за него обеими ладонями, да и обмяк.

Симон, не прекращая движения, тоже перекатился по заскрежетавшему песку и вскочил на ноги. Хастон, ударив ногой одного из чекистов — тот сидел, мотая головой и пытаясь приподняться — как раз погнался за вторым. Догнал. Сделал подножку и свалился вместе с ним на землю, хватая противника своими огромными ручищами. "Хоть бы не сломал ему ничего", — мелькнуло у Арданьяна перед тем, как он сам бросился ко второму сотруднику советской тайной полиции. Его остановило холодный — Симон даже удивился этому — ствол нагана, упершийся ему в грудь.

— Стоять! — заорал чекист. — Всем стоять!!!

И резко, подняв руку, выстрелил в воздух. Потом черный ствол снова больно уткнулся в измазанную песком грудь Симона. Второй чекист в это время выскользнул из-под замершего Хастона и судорожно вытянул из кобуры свое оружие. Тресилов, всхлипывая, растирал лицо руками и повторял сквозь сжатые ладони:

— Суки! Вот, суки! Убью, гадов!

— Вы что, ополоумели!? — снова закричал чекист, держащий на мушке Симона. — Какие такие бандиты, придурки?

— Сопротивление при задержании, — хрипло выдохнул второй, пинком заставляя подняться Хастона. — Раскрутим теперь на полную катушку.

— Граждане бандиты, — театрально заломил руки Симон, — граждане бандиты, оставьте нас живыми. У нас с собой денег нет, но мы вам дадим, обязательно дадим! Нужно только кого-нибудь на квартиру отправить.

— Тьфу! — сплюнул чекист, стоящий с наганом в руках возле приподнявшегося Хастона.

— Нет, таких дураков еще свет не видывал, — размазывая по лицу кровь, отозвался и Тресилов. — Вы за кого нас принимаете? Я же вам ясно сказал — Крымское ОГПУ.

— А документ, а документ? Вы же не показывали…

— Как не показывал?! А это что? — снова, как четверть часа назад, полез в карман гимнастерки Тресилов.

— Вы перед нами бумажкой помахали, а в руки не давали.

— Да на, возьми, олух царя небесного! Изучи.

Пока Тресилов ополаскивал лицо теплой морской водой, Симон, старательно шевеля губами, тщательно изучал документ. Ник, по-турецки сидя на песке, поднес медальон к губам и что-то шептал, монотонно раскачиваясь на месте.

— Молишься? — иронично спросил один из двух чекистов, продолжающих держать американцев под прицелом наганов. — Молись, молись, буржуйская морда. Дело твое — швах. Хотя ты, может, и репрессированный класс, но лакеев мировой буржуазии мы первым делом — к стенке!

Хастон не обращал на него никакого внимания, а Симон, внутренне улыбнувшись, внешне весело оскалился, размахивая мандатом:

— Ник, Ник! Они действительно из ГПУ! Ч-черт, надо же было так ошибиться! Господа, граждане, товарищи мои дорогие, вы уж нас извините! Но очень уж рожа, — Симон заглянул в документ, — Петра Васильевича напоминает рожу того гангстера, которого при нас на симферопольском вокзале брали. Помнишь, Ник?.. Вот уж ошибочка так ошибочка! Но уж рожа-то так похожа!

Под левым глазом Петра Васильевича появлялся внушительных размеров синяк и лицо его действительно принимало непрезентабельный вид.

— Рожа, рожа… Ошибочка, видите ли, — пробормотал он, приближаясь к Симону и жестом приказывая подчиненным опустить оружие. — Перестреляли бы вас к чертовой матери, вот тогда узнали бы, что оно такое — "ошибочка". Пацана вон перепугали…

Он внезапно остановился и растерянно огляделся:

— Эй, а пацан-то где?..

Чекисты такими же недоуменными взглядами обшарили синее пространство, пропахшее морской солью, ракушечной пылью и миндалем. Их потные гимнастерки внезапно показались Симону пятнами старой краски, проступившими сквозь слой новой картины. А ветерок, донесший до него запах человеческого пота, усилил впечатление какой-то двойной реальности происходящего.

"Что же скрывается за полотном?" — почему-то подумал Симон перед тем, как попробовать остановить Тресилова, с криками "Барбикен! Барбикен!" тронувшегося к скале. Его подчиненные тоже было потянулись за ним, но в это время на обрыве взревел автомобильный двигатель и все замерли, словно фигурки на внезапно остановившейся кинопленке.

— Что за… — начал было Тресилов, а машина на обрыве уже взвизгнула шинами, всклубилась бежевой пылью и, резко развернувшись, тронулась в сторону Судака.

Остановившаяся кинопленка снова пришла в движение.

— Что за… — снова, уже на бегу, выдохнул Тресилов, карабкаясь по склону. Чекисты, нелепо размахивая руками и со спины напоминая двух растревоженных обезьян, кинулись за ним.

А машина уже исчезала за поворотом. Водителя снизу видно не было, но из открытой кабины что-то белое взметнулось в воздух и упало на склон. Симон прищурил глаза. Это была маленькая детская панамка. Вовкина… Тресилов тоже увидел ее. Подобрал, повертел в руках и, ожесточенно жестикулируя, что-то приказал своим подчиненным. Те начали было возражать, но, очевидно, напор начальника был довольно силен. Потому что, в конце концов, они как-то синхронно взмахнули руками, быстро выбрались на дорогу побежали следом за машиной сквозь, еще не осевшую, пыль. Через минуту они тоже исчезли за поворотом.

Тресилов провел их тяжелым взглядом, развернулся на месте и медленно — в одной руке панамка, в другой — наган — начал приближаться к американцам.

— Ты же не думаешь, что пятилетний малец в состоянии управлять автомобилем? — вполголоса спросил Симон Хастона.

— Нет. Я думаю, что это гораздо сподручнее делать двадцатисемилетнему автомеханику.

Друзья переглянулись.

— Судя по тому, как ты самозабвенно молился на пульт, — кивнул Арданьян на медальон Ника, — я понял, что тантор активизирован.

— Ты удивительно проницателен. Он будет здесь приблизительно через полчаса. Но что будем делать мы?

Симон внимательно наблюдал за приближающимся Тресиловым. Даже издалека было заметно, что тот находится в крайней степени остервенения. Впрочем, тихо стервенел не только он один.