Грег Иган - Лестница Шильда, роман

Зифет перехватила Чикайю на лестнице, ведущей на прогулочную дорожку. Она сказала:

― Дом Кадира вот на таком, — она показала на пальцах воздетой руки, большой и указательный почти соприкасались, — расстоянии от Барьера. Девять тысячелетий истории. Меньше чем через год они канут в небытие.

― Мне очень жаль, — Чикайя полагал, что ответить так лучше, чем сыпать банальностями насчет истории, вечно живущей в памяти. — Ты думаешь, я хотел бы увидеть Сапату в руинах?

Ей не надо было указывать точное имя планеты. Жуткое расписание давно запечатлелось в каждом сердце.

― Если бы мы сумели остановить Барьер, не уничтожая нововакуум целиком. Я буду сражаться за такой вариант всеми силами. Я нахожу его единственно осмысленным.

Глаза Зифет вспыхнули гневом.

― Как ты беспристрастен! Вы великодушно позволяете нам сохранить наши жилища, превосходно зная, что вашей драгоценной новой игрушке ничего не грозит!

― Для меня это не игрушка, — возразил Чикайя. — Девять тысяч лет назад Сапата [43] была фронтиром. Можно ли было тогда назвать ее игрушкой?

― Фронтир, — сказала она, — начинался с Земли. Она снаряжала колонистов по их доброй воле. Она не сжигала в пепел каждого, кто осмелился остаться.

Она хмурилась все сильнее.

― Ну и что вы собираетесь там обнаружить? Дивное сияние трансцендентного?

― Вряд ли.

Трансцендентность. Бессодержательное слово, унаследованное от религии. На некоторых умирающих планетах оно наполнялось новым смыслом. Им обозначали мифический процесс ментальной перестройки, позволявший обрести безграничную мощь интеллекта и доступ к рогу изобилия сверхвозможностей. Загвоздка была в деталях этого процесса, их следовало усовершенствовать. Безусловно, лучше, чтобы этим занимались другие. Привлекательная концепция, особенно для таких ленивых слушателей, что они за всю жизнь не сподобились толком разузнать, как устроена Вселенная вокруг, не нашли в себе к этому сил и потребностей. Они были уверены, что магическая метаморфоза так или иначе произойдет, а с нею отпадет и нужда прикладывать какие-то усилия.[44]

Чикайя сказал:

― У меня уже есть обобщенный интеллект, и другого мне не надо. Спасибо.

В теории информации этот результат был строго обоснован. Пока вы сохраняете способность к достаточно гибкому обучению (а человечество обзавелось ею как бы не в бронзовом веке), до тех пор и единственными пределами, сдерживающими ваше развитие, остаются скорость передачи и обработки информации да емкость накопителя. Структурные переходы — скорей дело вкуса и стиля.[45]

― Все, чего мне надо, — добавил он, — это как следует изучить его, вместо того чтобы принять как должное, что ради нашего удобства он должен быть уничтожен.

― Удобства? — Лицо Зифет перекосилось от бешенства. — Ах ты высокомерный говнюк!

Чикайя устало ответил:

― Если ваша насущная задача — спасти от разрушения чьи-то дома, то на вашем пути будут препятствия и посерьезней меня. Ступай, успокой своего приятеля, поработай над моделью, уточни ее. А обмениваться с тобой колкостями я не собираюсь.

― А тебе не кажется, что завалиться сюда и возвестить о своем недвусмысленном намерении влезать в нашу работу — само по себе достаточное оскорбление? Это при том, что мы вообще никогда не были уверены в каком-то успехе или твердом достижении.

Он покачал головой.

― «Риндлер» строили совместно. Ни одна из сторон коалиции не вправе использовать его для иных целей, чем исследования нововакуума. У конкретных членов экипажа свои цели, однако отсюда вовсе не следует, что корабль можно применять как стартовую площадку для какого-то вмешательства. Единственное его предназначение — нейтральный наблюдательный пункт.

Они достигли аллейки. Чикайя шел, опустив глаза, хотя понимал, что выглядит пристыженным.

Зифет сказала:

― Бестелых я еще могу понять: ничто за пределами их кваспа не интересует их по-настоящему, пока есть субстрат, в котором могут тик-такать их драгоценные алгоритмы. Но ты ощущал кожей ветер, вдыхал аромат свежераскопанной почвы. Ты понимаешь, что мы рискуем потерять. Как ты можешь презирать и предавать то, что даровало тебе жизнь?

Чикайя не выдержал и обернулся, разъяренный ее издевками, но в последний миг решил оставаться в рамках приличий.

― Я ничего не презираю и не предаю. Как я уже сказал, я намерен отстаивать те же ценности, что и вы, насколько это возможно. Но если все, на что мы способны в нашем драгоценном Воплощении, так это мертвой хваткой цепляться за парочку насиженных облюбованных местечек следующие десять миллиардов лет, значит, с тем же успехом мы могли бы запереться в этих прекрасных мирах и выбросить ключи к окружающей Вселенной.

Зифет холодно бросила:

― Ну а если тебе кажется, что брак устарел и стал излишне комфортабелен, то почему бы не сделать следующий логичный шаг и не вцепиться в одного-единственного партнера?

Чикайя остановился и поднял руку.

― Я внимательно тебя выслушал. Твоя точка зрения мне ясна. Тебе не было бы слишком сложно оставить меня в покое?

Зифет молча стояла перед ним. Было похоже, что, выплеснув весь накопившийся яд, она и сама подумывала уйти еще прежде, чем он задал этот риторический вопрос. Помедлив достаточно, чтобы у него не осталось сомнений — а вдруг она решает, как выгодней поступить? — она развернулась и пошла по аллейке прочь. Чикайя не двигался с места и глядел ей вслед, пораженный тем, как глубоко задет. Он никогда не скрывал мнений по тем или иным вопросам от людей, в чьем обществе жил — не считая, конечно, случаев, когда совершенно необходимо было кого-то заткнуть, чтобы тот не растравлял чужую печаль. За много десятилетий кожа у него порядком истончилась. Но чем ближе он подбирался к источнику всех бедствий, тем тяжелее становилось уверить себя, что лицезреет он безусловную, абсолютную катастрофу, подобную наводнению или голоду древности. Даже на Пахнере, где печаль и смятение достигли предельной точки, он в основном чувствовал уверенность в себе, ибо под покровом тоски и страха то и дело проступало тщательно скрываемое восхищение происходящим!