Александр Мееров - Защита 240

Несколько лет тому назад Резниченко с группой молодых ученых открыл биоксин - вещество, влияющее на развитие растений более интенсивно, чем все известные до сих пор стимуляторы роста.

Внедрение этого нового вещества в сельскохозяйственную практику открывало огромные перспективы. Вот Бродовский... Молодец Михаил Николаевич! Он понимает, чего можно достичь при помощи биоксина. Работает с ним настойчиво, с Душой. А ведь трудно ему - радиофизик.

А Резниченко теперь целиком захвачен продвижением своего проекта защиты от электромагнитной агрессии... Что это? Желание блеснуть? Желание крикнуть на весь мир: я, Резниченко, первый предложил защитные каски. Чуть ли не спаситель цивилизации. Эх, тяжело ему будет, а ведь сказать ему о существовании "Защиты 240" - нельзя.

Зорин быстро, не глядя, перелистал последние страницы проекта.

"Как изменился Резниченко за последнее время! И изменился, нужно сказать, в худшую сторону. Огонек карьеризма всегда теплился в нем, а теперь этот огонек может разгореться в нехорошее пламя. Сожжет оно Сергея. Да, сожжет".

Старик откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза ладонью. Всегда требовательному к себе, ему казалось, что именно он должен был вовремя остановить Сергея, указать ему правильный путь. Ведь давно стало известно, что Резниченко вынашивает какую-то свою идею, а он делал вид, что не замечает этого. Ему казалось, надо дать самостоятельность молодому человеку. В его годы трудно, конечно, укладываться в рамки плановых заданий, понятно желание взяться за свою собственную и, конечно, самую "выигрышную" тему. Старый ученый уже давно с нетерпением ожидал, чем порадует талантливый ученик, какие плоды принесет его тайное и, разумеется, "гениальное" детище. И вот ничего... Нет, хуже, чем ничего...

Зорин отчетливо вспомнил первую встречу с Сергеем Резниченко. Высокий, немного угловатый юноша, с пышными, слегка вьющимися волосами и светлыми, жадно вглядывающимися в мир глазами появился у него на кафедре. С чем он пришел? Какое-то очень интересное предложение, свежее, остроумное и удивительно простое. Что же это было? Эх, память, память!.. А, кажется, метод фиксации показателей. Да, да, ведь с этим долго и безрезультатно возились в лаборатории, и вот пришел Сергей Резниченко. Молодец он все же, но манера держаться, выставлять себя напоказ - противная. Еще в университете, на кафедре, он всегда старался выдвинуться, заставить говорить о себе. Шум, никому не нужный шум. Скромность нужна, молодой человек, _скромность_.

Зорин посмотрел на размашистую подпись на последней странице проекта и сердито захлопнул папку.

"Сегодня же надо сообщить ему об отклонении проекта".

Не сразу поняв, что звонит телефон, морщась от неприятного треска, ворвавшегося в утреннюю тишину кабинета, Зорин укоризненно посмотрел на сейф.

"А, телефон", - понял наконец он и потянулся к трубке.

- Я вас слушаю. Да, Зорин... А-а-а, Иван Алексеевич! Очень приятно. Рад, что прибыли. Вы откуда говорите? С проходной? Хорошо. Я сейчас распоряжусь в отношении пропуска... Жду, Иван Алексеевич, жду!

Зорин аккуратно сложил страницы проекта в папку и положил ее в сейф.

Титов вошел в кабинет знаменитого академика. Зорин, весь в белом, маленький, худощавый, с белоснежной бородкой, поднялся навстречу ему. Иван Алексеевич давно не видел Зорина и, зная о его болезни, представлял себе, что он выглядит гораздо хуже. Подвижной, приветливый, с густыми морщинами у темных, много повидавших глаз, Зорин не производил впечатления больного.

Титов не без волнения пожал сухую, теплую руку человека, сделавшего необычайное открытие, а когда Зорин пригласил его сесть, устроился в кресле, невольно продолжая оставаться подтянутым и особо почтительным в течение всего разговора. Каждый раз, когда он встречался с Викентием Александровичем, его не покидала приятная мысль, что вот сейчас он сидит лицом к лицу с мудрым, так много сделавшим для науки человеком. Не покидало сознание, что перед ним живой, знаменитый современник.

- Я рад, что вы приехали, Иван Алексеевич, рад! Хорошо, если удастся распутать эту неприятную историю. Должен признаться, беспокоит она меня. Вы, конечно, понимаете, почему? - Зорин замолчал, и только тут Титов заметил нездоровый старческий румянец на лице академика.

- Да, - продолжал со вздохом Зорин. - Волнует. Мне всегда бывает больно, когда с нашими открытиями связывается что-нибудь нехорошее. Страшно думать, что дело, которое может принести людям столько добра, используется иногда в целях пакостных. Подумайте только, вся эта охота за нашими секретами вовлекает подчас в липкие сети предательства людей, быть может и не плохих по своей натуре... Неужели и Никитин...

- Вы напрасно волнуетесь, Викентий Александрович, - мягко попробовал вставить Титов, заметив, как изменился Зорин, когда заговорили о Никитине, - может быть, Никитин и не виноват.

- Не знаю... Ничего не знаю. Очень огорчен буду, если этот молодой человек... Давно он здесь работает, немало сделал и, поскольку я могу судить... Впрочем... - академик задумался и, потеребив мягкую, реденькую бородку, тихо закончил: - Как трудно бывает подчас знать о человеке хотя бы что-нибудь, и никогда нельзя узнать о нем все.

- Ну, что вы, Викентий Александрович, у нас люди...

- Вы помните Алексея Семеновича? - перебил Титова Зорин.

- Протасова? Ну как же, отлично помню, и, нужно сказать, история с его исчезновением мне до сих пор не дает покоя...

- Думается, что она не дает покоя еще кое-кому... Там, за рубежом.

Зорин вышел из-за стола. Титов тоже поднялся, но академик усадил его в кресло и стал медленно расхаживать по кабинету, то подходя к книжным шкафам, то наклоняясь над приборами.

- Вы уже ознакомились с отчетом Международного конгресса биофизиков?

- Ознакомился, Викентий Александрович. Есть очень интересные работы. Особенно, как мне кажется, Дюка и Кеннеди. Они сумели блестяще выполнить экспериментальную часть работы, решили задачи, имеющие большое практическое значение. Мы внимательно следили за работой конгресса и немало волновались, Викентий Александрович...

Зорин быстро повернулся к Титову и посмотрел на него вопросительно.

- ...Как бы там не подстроили каких-нибудь провокационных штучек.

Зорин подошел к лабораторному столу и стал сосредоточенно рассматривать осциллятор.

- Ничего неприятного не было? - тихо спросил Титов.

- Неприятного? - Зорин оставил прибор и взглянул на Титова. Особенного ничего, если не считать встречи с Эверсом.

- Там был Эверс?

- Да, представьте, неувядающий тип. Выступал блестяще по форме и, как всегда, туманно по существу, деятельно участвовал в нескольких подкомиссиях. Встретился со мной в кулуарах и приветствовал как ни в чем не бывало. Виду не подал, что уезжать ему отсюда пришлось более чем поспешно. Теперь недосягаем! - развел руками академик.