Многократор - Художник Её Высочества

Если бы у Рембрандта отобрали религиозные сюжеты, перестал бы он быть великим живописцем? Нет. Даная его превратилась бы в податливую, в блеске пота после добротного секса Саскию. Искусство вне религии было бы не хуже, но другое. Если шарик ртути, скатываясь в нижнее положение, ищет путь наименьшего сопротивления, то художник, в силу своей природы двигаясь в верхнее положение, наоборот, ищет пути наибольшего сопротивления. История борьбы творца с народной инерцией, с инерцией веры в злокозненных богов говорит о том, что человек, назвавшийся художником, ведет кровавую войну за свободу думать, как ему представляется верным. И общество ничему не учит факт того, что уже скоро после смерти затравленных гениев оное общество живет по законам, рожденными творцами в муках. Здесь же оглянуться. Художник всегда не прав вначале, но гнутая форма спортивного автомобиля, пролетающего мимо, не так давно еще была экспрессионистической линией Мунка, лезвия небоскребов — геометрическим искусством Мондриана, грёзы Дали стали государственными законами. Канцтовары, одежда, предметы быта, города, буквально всё — воплощение идей людей, тратящим последние гроши не на кусок хлеба, а на дрянное вино, после которого мог быть очередной шедевр, изменяющий лицо мира вместе с его прелестями идольскими.

Умному человеку не надо убегать от религий. Надо, чтобы религии убегали от него.

Угол плаката с русской красавицей отклеился — четвертинка с золотой косой и лицо изогнулись. Коса перемудрилась курсивной буковицей «&», милое личико исказилось гримаской, приличествующей больше во время промывания желудка.

Степан громко хмыкнул, так что оглянулся, стоящий перед ним унтер-офицер.

— Пора, пожалуй, на теоретической плоскости заделать первый подмалевок. Идей тепе-ерь! Лопатой на стороны раскидывай, дороги прочищай.

Идеи — чёрная икра в творческом брюхе художников. Два бессмертия за килограмм. Для получения высокосортной икры рыбу разделывают в живом виде. Понятно почему. В уснувшей рыбе прочность оболочек икринок моментально уменьшается настолько, что лопаются и делаются непригодной для обработки. Созрела идея — сразу мечи. Не спи, не спи творческое брюхо!

Офицер хоть и низшей ступени, проговаривает толково:

— Идеи в маскхалатах, или любой дурак перещёлкает без оптики

Степан согласен, идём не прямо, верталями, обходя удобные заасфальтированные плоскости.

И дед утверждал: «Для охотника, рыбака, ёбаря и дурака семь вёрст не крюк.»

Речь об искусстве, демаскирующем идеи.

Всем поднять бокалы с Можайским молоком, юношескою бодростью расцветая. За искусство!

Не желает Вильчевский это есть. Ему бы что попроще: пива бочонок, да бык печёный, в заду чеснок толчёный. Ивана перекосило, когда он разглядывал на тарелке моллюсков. Но внешний вид устриц никогда не соответствовал их внутреннему содержанию.

— Поверь мне, нет еды вкусней и здоровей. Картофельный салат, разумеется не трогаем, это, нетленка!

— А может котлеткой по-киевски обойдемся?

— Если съеденные тобой за жизнь котлеты выстроить в цепочку, они бы опоясали землю по экватору. А двустворчатых ты ел?

— Сыздетства не собирался тратить на них цветы своей селезёнки.

Степан всё-таки уломал друга.

— Подрежь ножку, осторожно, не пролей жижку. Дави лимон. Глотай. Да аккуратней, чадо! Придерживай ножичком мелкие осколочки. Из-за них, чтоб не хрустели на зубах, сглатывай сок не до конца, чуть оставляй на дне раковины. Лучше пей с края жижку, а саму устрицу сваливай в рот ножичком. Смотри, как я делаю Ой, небесно! Запиваем вином. Ну как?

— Неплохо. Токмо всё равно соплей наелись. А почему она сморщивается от лимона?

— Так она живая. Её ж, родную, самолетом пару часов назад привезли.

— Почему она тогда не пищит? Я слышал, устрицы пищат, когда их глотают. Сползают в желудок с кислотой, пытаясь ручками задержаться за стенки горла и пищат слабым голосом от ужаса: «Мама, ма-амочка!»

— Детям только не рассказывай. Врут люди. Обыватель устриц не ест. Предпочитает домашнюю лапшу со шкварками. Слушай меня и я из тебя сделаю знатока хорошей еды.

— Не соблазняй меня вербально, ты не получишь приз… Не морщись, я имел ввиду другую рифму. Перед ножом равны коровы, не уравняется творец. Есль не срывать идей покровы, то как творцу тебе… Заканчивай. Не хочешь? Тогда я сам закончу. Споткнувшись о вдохновенья след, иди по запаху вассал. Как запах станет пропадать, тот столбик надо о босс… себе постучи!

После изысканного обеда поехали на ноющем троллейбусе туда, куда их приглашал билет, отксерокопированный на желтой бумажке. На нем указывалось, что москвичи и гости столицы приглашаются на открытие выставки Принца Королевского Секрета. Тема выставки: «Тайная Книга Природы — истинная вера человечества. Макропрософус — Вселенский Человек. Дерево Сефирот — модель мира». Если бы не тема, Степан не поволок бы Вильчевского на другой конец города. Ему лишний раз захотелось вытащить из шкафа скелет, называющийся «Что такое религия?»

— А нельзя было сходить в Центральный Дом Художника? Там всякой твари по паре.

— Глянь на название выставки. Образчик! Это ж зацикленный мистик, член братства и Принц Королевского Секрета.

Может, Степан и прав, только у Ивана голова от этой лабуды заранее кружится. Есть такое понятие: вскружить голову. Когда ёж ежиху хочет, он начинает вокруг неё бегать. Бегает-бегает, бегает-бегает. У ежихи голова закруживается, она бряк на спину, тут ёж и начинает совмещать материализм с деизмом. А то пугает Принцем, понимаешь, как ежа голой жопой.

Хакеры на сиденье перед ними тоже толковали о своем, специфическом:

— Мамка сдохла, чадрА рубироидная! Я у неё точечно испещрённые мозги выдрал и волнорогим загнал.

Уснувшему соседу через проход, вообще до разговоров нет дела. Он взасос целовался липким лбом с троллейбусным стеклом.

Принц Королевского Секрета горевал. В подвале присутствовали его подружка, парочка налитых пивком друзей и надменная дама в форме вазы «Медичи» (платье плис, золотые очки, золотое кольцо с таким изумрудом, что возникало естественное опасение: ещё чуть-чуть и палец оторвётся). Резонанса выставочка явно не произвела.

Степан, сразу разглядев положение дел, порадовал художника-мистика, демонстративно помахав в воздухе билетом. Принц, радостно зыркнув на приглашенных, тут же налился амбициозностью розенкрейцерства. Как ни крути, а поговаривают, что членами Братства являлись такие фигуры, как граф Калиостро, Вольфганг фон Гёте, сэр Фрэнсис Бэкон и Вильям Шекспир. Двое последних, вполне возможно, были одним лицом. Интригующие тайны, избранные адепты, выставка — знак посвященных, живопись — воплощённая доктрина, картины — каббалистические диаграммы.