Василий Головачев - Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

Вот его мир: «Затертые до незнакомости воспоминания громоздились в отекшем мозгу, опрокидывали друг друга, заслоняли друг друга, смешивались друг с другом, вплетаясь в белый знойный мир, пляшущий перед полузакрытыми глазами, и все они были горькими, и все они вызывали царапающую жалость или ненависть. Он пытался вмешаться в этот хаос, силился вызвать из прошлого какой-нибудь сладкий мираж, ощущение нежности или бодрости, он выдавливал из глубин памяти свежее смеющееся личико Гуты, еще девчонки, желанной и неприкосновенной, и оно появлялось было, но сразу же затекало ржавчиной, искажалось и превращалось в угрюмую, заросшую грубой бурой шерстью мордочку Мартышки; он силился вспомнить Кирилла, святого человека, его быстрые, уверенные движения, его смех, его голос, обещающий небывалые и прекрасные места и времена, и Кирилл появлялся перед ним, а потом ярко вспыхивала на солнце серебряная паутина, и вот уже нет Кирилла, а уставляются в лицо Рэдрику немигающие ангельские глазки Хрипатого Хью, и большая белая рука его взвешивает на ладони фарфоровый контейнер… Какие-то темные силы, ворочающиеся в его сознании, мгновенно сминали волевой барьер и гасили то немногое хорошее, что еще хранила его память, и уже казалось, что ничего хорошего не было вовсе, а только рыла, рыла, рыла…»

Главный герой книги отсидел полгода за сталкерство. Он работал в Институте внеземных культур – после отсидки. Когда умер Кирилл Панов, Шухарт ушел из института и опять взялся за старое. И, естественно, опять оказался в тюрьме. Он – горький пьяница. Кирилл ему почти друг, но и барыга Эрни – «свой человек», «благодетель», пусть и, чего греха таить, «торгаш вонючий». О своей работе Шухарт говорит: «Сталкер – он сталкер и есть, ему бы только зелененьких побольше, он за зелененькие жизнью торгует». Но, правда, ему неприятно понимать, что кто-то может о нем подумать в таком ключе… Он же о Кирилле: «хороший парень», «умница», но «он же о жизни ни черта не знает». И ведь это Шухарт подвел Панова, из-за его оплошки, по всей видимости, тот и погиб. Шухарт – часть старого мира, и он способствовал гибели живой частицы мира нового. Смерть Кирилла Панова, возможно, не просто сюжетный ход. Это важный символ. Гибель воспитателя, смерть тех интеллектуальных дрожжей, без которых медленно, очень медленно, слишком медленно станет подниматься ароматное будущее из сырого и рыхлого настоящего. Притом гибель, совершившаяся из-за особенностей сознания Шухарта, порожденных миром, где он рос и воспитывался.

Шухарт соответствует представлениям эпохи Просвещения о «благородном дикаре». У такого персонажа душа чиста, не замутнена злом, он добр и отзывчив, но мир его постепенно портит. Племенное или – если речь идет о России, о великих державах Азии – государственное начальство (гораздо более скверные люди, да-да!) коверкают характер бедняги, наполняют его тьмой и злом. Вот попади он в руки «мастеров», они бы воспитали из него нечто гораздо более человеческое. Но «мастерам» ужасно мешают воспитывать шухартов…

В итоге этот обаятельный персонаж доведен миром до состояния, в котором он даже не может сформулировать собственный идеал, предел собственных желаний. В самом конце повести звучит так называемая «молитва Шухарта», которую многие считают «прозрением», чем-то, дарующим надежду. Но с точки зрения авторов, видимо, напротив, она свидетельствует о деградации: «Я – животное, ты же видишь, я – животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю – там есть все, что тебе надо. Должно быть! Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов – СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!»

Притом обращается Шухарт к «Золотому шару», своего рода «машине желаний», но звучит все так, будто он обращается к Господу Богу. А это… еще один признак умственной деградации, если смотреть глазами Стругацких, авторов 100‑процентно агностических. Кстати, у Тарковского в фильме «Сталкер» выход в веру будет выглядеть иначе. Тарковский сохранил уверенность Стругацких в том, что мир загажен, испоганен до предела, но у него движение веры обладает ценностью, оно дарует надежду и никак не свидетельствует об интеллектуальном упадке.

Подведем итоги. Один «мастер» погиб, второй пребывает в пессимистическом настроении, шанс на прорыв упущен, смрадный мир не отпустил Шухарта.

В чем тут надежда? Где она тут? В том, что Шухарт – убийца, пособник оружейных корпораций, уголовник и пьяница – нравственно небезнадежен? Вряд ли.

Либо тут не оставлено никакой надежды, и тогда «городу мастеров» надо менять тактику (например, направлять усилия на выращивание люденов); либо воспитательная практика в принципе верна, но это бег на сверхдальнюю дистанцию. Ведь был же какой-то педагогический успех у Кирилла Панова в общении с Шухартом, были же какие-то сдвиги! Просто воздействие должно длиться гораздо дольше, чем предполагалось изначально. Из первой возможности выросла повесть «Волны гасят ветер». Вторая – продолжила повесть «Гадкие лебеди», написанную несколькими годами ранее, а также породила повесть «Отягощенные злом» (1988) и роман «Бессильные мира сего» (2003).

Таким образом, «Пикник на обочине» представляет собой узловую станцию в творчестве Стругацких. Из него вышли две крупных «ветки».

Но для начала приходится зафиксировать: молитва Рэдрика Шухарта – поражение и Панова, и Пильмана. Трудно сказать, временное ли.

В повести «Парень из преисподней» такой же интеллигент и мастер Корней Яшма усиленно работал над таким же этически небезнадежным порождением мира Традиции – «бойцовым котом» Гагом. Яшма кое-что сдвинул в его сознании, но… психологическая трансформация Гага, его «осветление» выглядят гораздо менее достоверно, чем деградация Шухарта.

В сущности, «воспитательный успех» с Гагом – мечта мастеров, а неудача с Шухартом – твердая реальность.

Нельзя забывать о том, что сами авторы повести предавались размышлениям о болезнях человечества не в бесконечно далекой от нашей грешной жизни точке, не в пространстве, абсолютно отгороженном от текущей действительности, а в раннебрежневском СССР, зрелой Империи. Их мысли порождены определенной интеллектуальной средой, определенным временем, определенными жизненными обстоятельствами и жизненным выбором.