Василий Головачев - Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

Отвечая на вопрос читателя, летом 2000 года он высказался прямо: «Я бы сказал, что концовка «Пикника» это признание бессилия сегодняшнего человека изменить что-нибудь существенное в окружающей действительности. Улучшить реальный мир так сложно, что даже существуй на свете Золотой Шар, он не смог бы нам помочь, ибо мы просто не сумели бы сформулировать свою просьбу: ведь мы сами не знаем, каков должен быть ИДЕАЛЬНЫЙ мир – идеальный для всех ныне живущих».

Примерно к тем же выводам приходит и Кайтох. По его словам, «…образ свалки оказался… выгодным фоном и предлогом для передачи читателям определенных пессимистических, актуальных и важных исторических выводов. Это сообщение старательно зашифровано; среди нарочито подбрасываемых (основанных на схемах, известных советскому читателю из пропагандистских изданий) мыслей на тему капиталистического общества и члена этого общества – архаичного социологического троглодита, проскальзывают печальные истины о человеческой сущности». Эти печальные истины в основном преподносятся нобелевским лауреатом и ученым с мировым именем Валентином Пильманом. Именно его (и это, думается, справедливо) Кайтох считает настоящим «авторским голосом» в повести. Из откровений Пильмана можно сделать вывод: «Если понимать «историософический эксперимент» Стругацких как сюжетное тестирование с помощью щепотки фантастики всего человечества (а не только капиталистического общества) на способность к обучению критическому мышлению и анализу действительно новых явлений, то нужно честно признать, что этот экзамен человечество постыдно завалило». Тут с Кайтохом можно только согласиться.

Сюжет повести строится на действиях и переживаниях Рэдрика Шухарта. Но во главе системы персонажей «Пикника на обочине» стоит вовсе не он, а именно Валентин Пильман, очень серьезная фигура. Фигура, из которой еще выйдут герои, характерные для позднего творчества Стругацких, а пуще того – для сольного творчества Бориса Натановича.

В центр композиции «Пикника» поставлен разговор Валентина Пильмана и Ричарда Нунана – фальшивого предпринимателя, офицера спецслужб, антисталкера. Иначе говоря, персоны чрезвычайно осведомленной по части криминального мира, наросшего на Зоне. Нунан и без внешней оценки начал понимать, сколь безнадежны его попытки оградить человечество от темных сюрпризов Зоны. Незадолго до разговора с Пильманом он испытывает припадок отчаяния: «Все было бесполезно. Все было зря. Боже мой, подумал он, ведь ничего же у нас не получится! Не удержать, не остановить! Никаких сил не хватит удержать в горшке эту квашню, подумал он с ужасом. Не потому, что мы плохо работаем. И не потому, что они хитрее и ловчее нас. Просто мир у нас тут такой. И человек в этом нашем мире такой. Не было бы Посещения – было бы что-нибудь другое. Свинья грязи найдет…» В точности по Аркадию Натановичу, только у Стругацкого-старшего сказано не «грязи», а «чем себя уязвить». Притом Нунан – не тупой бритоголовый монстр из очередной группы «по искоренению», не шкура продажная, не солдафон. Это по-своему обаятельный человек, честно делающий свою работу. Но в данном случае его отчаяние – всего-навсего ступенька к случайной (по внешней видимости) беседе с Пильманом. Панические размышления Нунана готовят читателя к тому, что он услышит в самом скором времени от Пильмана.

Обмен репликами между этими двумя персонажами занимает несколько страниц, хотя для развития сюжета он не нужен. Зато он жизненно необходим для авторского высказывания.

Ведь он представляет собой микроэссе, содержащее концентрированную философскую суть повести. Тем, кто уже читал «Пикник на обочине», добравшись до их беседы, следует перевести дух и читать дальнейшее не столько как часть книги, сколько в качестве самостоятельного публицистического произведения.

Итак, Пильман вещает: «…для нашей части планеты Посещение прошло, в общем, бесследно. Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь не только у нас, но и на всей планете станет просто невозможной. Это будет невезенье…» – в сущности, то же самое думал и Нунан насчет «свиньи» с «грязью». И невозможно предотвратить подобную ошибку, поскольку нет реальных инструментов, чтобы произвести неотложно быстрое изменение всей земной цивилизации… «Человечество в целом слишком стационарная система, ее ничем не проймешь…» Иначе говоря, свинья перестройке натуры не поддается. Ее свиную натуру не проймешь. Как минимум, если ставится цель «скорым изгоном» трансформировать эту самую натуру во что-то более правильное.

Нунан еще надеется на то, что человек – существо разумное. И тут Пильман «срезает» его крайне скептическим высказыванием о разуме и его носителях. Это, собственно, пик, самая горькая часть того убийственного диагноза, который ставится в повести человечеству.

Полезно привести большую цитату из их диалога. В ней содержится чрезвычайно холодное, рациональное и наполненное неподдельным отчаянием суждение:

«– …все было бы очень хорошо, если бы мы знали, что такое разум.

– А разве мы не знаем? – удивился Нунан.

– Представьте себе, нет. Обычно исходят из очень плоского определения: разум есть такое свойство человека, которое отличает его деятельность от деятельности животных. Этакая, знаете ли, попытка отграничить хозяина от пса, который якобы все понимает, только сказать не может. Впрочем, из этого плоского определения вытекают более остроумные. Они базируются на горестных наблюдениях за упомянутой деятельностью человека. Например: разум есть способность живого существа совершать нецелесообразные или неестественные поступки.

– Да, это про нас, про меня, про таких, как я, – горестно согласился Нунан.

– К сожалению. Или, скажем, определение-гипотеза. Разум есть сложный инстинкт, не успевший еще сформироваться. Имеется в виду, что инстинктивная деятельность всегда целесообразна и естественна. Пройдет миллион лет, инстинкт сформируется, и мы перестанем совершать ошибки, которые, вероятно, являются неотъемлемым свойством разума. И тогда, если во Вселенной что-нибудь изменится, мы благополучно вымрем, – опять же именно потому, что разучились совершать ошибки, то есть пробовать разные, не предусмотренные жесткой программой варианты.

– Как-то это все у вас получается… унизительно.

– Пожалуйста, тогда еще одно определение, очень возвышенное и благородное. Разум есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира.