Любомир Николов - Червь на осеннем ветру

Ха!

Что-то неуловимо знакомое шевельнулось где-то в глубине. Грэм взревел злобно, торжествующе и вскочил на ноги. Вот так! А теперь еще воспоминания, еще!

И опять чей-то испуганный голос советовал ему остановиться, но карусель воспоминаний набирала обороты. Кто-то упорно не хотел давать ему эти эрзац-воспоминания, но не имел власти остановить начавшийся процесс. Таков был закон этих миров — они должны были или обеспечить Грэма памятью, или хотя бы чем-то ее заменить. Перед его мысленным взором замелькали сказочные поляны, домики гномов, кроткие красавицы, изгнанные коварными мачехами, старые мудрые короли, добродушные и хитрые крестьяне, злые великаны, храбрые рыцари, дриады и наяды, прячущиеся в озерах и лесах, дороги, ведущие в далекий Диснейленд, где живут Микки и Мини, кот Феликс, матрос Папай, глупый пес Гуффи и утенок Дональд, но это был город двадцатого века. А есть и более старые города, в них живут принцы и короли, там Золушка и Снегурочка, Кот в сапогах и Бременские музыканты, а вот опять лес, в нем порхают, перелетая с цветка на цветок, эльфы с радужными длинными крылышками, и Красная Шапочка идет в гости к бабушке…

Его память была похожа на сосуд с водой, висящий на тоненькой нитке. Каждая новая капля усиливала натяжение нити. Он чувствовал, как каждый новый образ натягивает ее еще, еще чуть-чуть…

Наконец нитка не выдержала и оборва…

7

…доски пола гудели у него под ногами, а он все бежал, бежал, бежал в толпе странно одетых людей. Все неслись ему навстречу, к… (куда? к перронам вокзала Виктория?). Грэм не знал, куда он попал после нового перелета сквозь пространство, после бесчисленных галлюцинаций. В голове тупо пульсировала какая-то неясная мысль, что-то захлестываемое смутной злобой. Он должен был спешить, и он спешил, расшвыривая локтями устремленную навстречу толпу. Дамы в длинных, до пят, платьях и замысловатых шляпках возмущенно чирикали ему вслед, господа в цилиндрах или котелках злобно грозили тросточками. Он не обращал на них внимания. Он бежал.

Попытался остановить чье-то тело, но не успел. Его охватил страх. Впервые он попадал под действие сил, с которыми не мог совладать хоть сколько-нибудь. Словно несся в колеснице с взбесившимися конями, и ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, когда закончится этот сумасшедший бег сквозь толпу, к выходу из огромного старого здания.

Рубаха стала мокрой от пота, жгучая влага пропитывала подкладку его нелепого серого костюма, серый цилиндр чудом держался на голове. Перед зыбким, словно чужим взглядом мелькали отрывочные картины — спешащие пассажиры с пухлыми кожаными чемоданами, мрачные носильщики, согнувшиеся под тяжестью багажа, закопченные стеклянные своды высоко вверху, маленькие магазинчики по углам, витрины, за которыми люди в старинных костюмах пили чай или, смущаясь присутствием посторонних, жевали бутерброды…

Толпа поредела. Невероятным усилием воли Грэму удалось взглянуть в сторону, и он увидел бегущего рядом с собой огромного черного датского дога. В морде собаки, в очертаниях тела животного было что-то знакомое, и, скорее интуицией, чем разумом, он почувствовал, что это Дебора.

По широким стертым каменным ступеням он выскочил на улицу, на кишащую народом привокзальную площадь. На брусчатке ждали десятки черных экипажей, запряженные двойкой лошадей. Грэму они показались просто смешными, но тот, другой, в теле которого он сейчас пребывал, находил их самым лучшим транспортным средством. В несколько прыжков он очутился у ближайшего… (как его там? кэба?) и юркнул в купе. Дог с высунутым языком расположился у него в ногах.

Извозчик наклонился с козел и лениво осведомился:

— Куда едем, сэр?

Не переведя толком дух, Грэм уже сообщал, почти крича, знакомо-незнакомый адрес, хрипло добавляя:

— Получишь гинею, если поторопишься!

Длинная плеть хлестнула лошадей. Кэб затрясся и понесся вперед по неровной брусчатке. Колеса оглушительно тарахтели, вся повозка тряслась, но тем не менее привычному к космическим скоростям Грэму казалось, что они летят вперед со страшной скоростью. За стеклами окон мелькали старинные здания, трех- или четырехэтажные, построенные из камня или кирпича, на перекрестках стояли полицейские в смешных яйцевидных шлемах.

Здесь ничто не было ему знакомо. Костюмы, фасады, средства передвижения — все выглядело странным и невиданным. И все же это была Земля. Может быть, Земля какой-то другой эпохи, но это не имело такого уж большого значения. Если неведомые силы перестанут мотать его по разным пространствам, а начнут лишь менять эпохи, у него останется шанс рано или поздно вернуться в свой мир, в мир, который он знал.

Он попытался проникнуть в мысли того, другого. Мыслей не было… Как его зовут? Да, вот его имя. Джон… Джон Уилбери…

Джон Уилбери сидел на жесткой скамье, бессильно откинувшись назад, и трясся вместе с кэбом. В голове у него все смешалось — отчаяние и гнев, злоба и бессилие, надежда и страх. Он не мог думать, не мог даже пошевелиться. Его парализовало ожидание чего-то неизбежного.

Экипаж подскочил на каком-то ухабе. Откинутая назад голова пассажира качнулась, и на мгновение Грэм увидел в стекле справа свое прозрачное отражение. Что-то из его привычного облика было в образе Джона Уилбери. Блондин, широкоплечий, с волевым лицом и вздернутым подбородком, с голубыми глазами, помутневшими сейчас из-за близкого к шоковому состояния. Рост немного ниже метра восьмидесяти пяти, но это, наверное, издержки эпохи. Все равно он выглядел настоящим гигантом среди мелких обитателей исторического… да, Лондона.

Грэм чувствовал, как его собственные мысли затягивает, словно зловонная трясина, чужая апатия. Чувства Джона Уилбери были ему незнакомы. Да, гнев, да, злоба, да, отчаяние — но совсем не такие! Неужели сквозь подобные ужасы разума пришлось пройти человеческой цивилизации, чтобы достичь своего безоблачного будущего?

Он не знал, сколько времени провел в дороге, не знал, по каким улицам ехал кэб. Все сливалось в общую мозаику из людей и домов, мелькающих за пыльными стеклами безучастного взгляда Джона Уилбери. Быстрее, быстрее… Дома поредели, стали ниже, возле них появлялись тенистые сады и массивные ограды из камня или железные решетки. Бородатое лицо извозчика повисло в верхней части стекла. Его губы шевелились, но звук не доходил до затуманенного ума пассажира. Прошло несколько секунд, прежде чем Уилбери понял, что они приехали.

Он медленно открыл дверцу и вышел. Не глядя, вытащил из кармана несколько монет, бросил их извозчику. Плеть щелкнула, стук колес затихал за его спиной, а он оставался неподвижным, глядя под откос улицы. Дома были такими знакомыми, каждый день, из года в год он их видел. А тот, в конце…