Кир Булычев - Заповедник для академиков
— Вы знали его раньше? — спросила Лидочка.
— К сожалению, — ответила женщина.
Она сочла возможным скинуть маску подавальщицы, словно выказывая этим доверие к Лиде.
— К сожалению, — повторила она. — Я не ожидала когда-либо его увидеть, как не ожидаешь повторения кошмара.
— Кошмара?
— Вы все равно не поверите. Вы еще молоды.
— Это так кажется.
Неожиданно подавальщица засмеялась. И лицо ее стало мягче, женственней и добрее.
В этот момент дверь в умывальную медленно открылась. В дверях стояла Альбина в шелковом китайском халате.
Она, видно, поняла, что при ее появлении женщины оборвали разговор.
— Я вам помешала? — спросила она высоким, чрезмерно нежным голоском.
— Чего уж, — сказала подавальщица, — я вот щетку куда-то положила, а куда — не знаю. Извиняйте.
Она повернулась и, наклонив голову, быстро вышла из умывальной.
— Как наивно, — сказала Альбина ей вслед. — Я могу поклясться, что она из бывших, а устроилась в прислуги и притворяется. Правда?
— Не знаю, — сказала Лидочка, спеша вытереть лицо и собирая свои туалетные принадлежности.
— Спокойной ночи, — прощебетала вслед ей Альбина.
Глава 2
23 октября 1932 года
Утром Лидочка с трудом проснулась — за окном была такая дождливая мгла, такая полутемная безнадежность, словно дом оказался на дне аквариума, полного мутной воды.
Марта уже поднялась и приводила перед зеркалом в порядок прическу. В комнате пахло одеколоном «Ландыш». Лидочка потянулась — кровать отчаянно заскрипела. Марта резко обернулась.
— Ты меня испугала! Как себя чувствуешь?
Лидочка попыталась сесть — все тело ломило.
— Меня, по-моему, всю ночь палками били.
— А ты больше с физиками гуляй! Я удивлюсь, если ты не простудишься, — сказала Марта. — Давай вставай, скорей беги в умывалку. А то там очередь, наверное, а гонг зазвенит — опоздаешь. Филиппов тебя уморит воспитательными беседами.
— А я их не буду слушать.
— Значит, ты никуда не годная общественница. А ты знаешь, что у нас делают с никуда не годными общественницами? Их отправляют на перевоспитание трудом. Я знаю, что президент нашей республики уже разработал систему трудовых наказаний — опоздавшие ко второму удару гонга сегодня направляются на сбор опавших листьев. Под дождем.
— Откуда ты все это узнала?
— Я уже была в умывалке, все новости узнала, все сенсации.
— Даже сенсации?
Лидочка встала с постели, и ее повело — так трещала голова. Она ухватилась за спинку кровати.
— У тебя очень красивые ноги. — Марта критически осмотрела Лидочку. Ночная рубашка была ей коротка, и Лидочке стало неловко, что ее так рассматривают. — Хороши по форме, и щиколотки узкие — знаешь, я очень люблю, когда у девушек узкие щиколотки. А вот грудь маловата.
Не выпуская расчески и продолжая лениво расчесывать кудри, Марта кошечкой поднялась с табурета, подошла к Лидочке и поцеловала ее в щеку.
— И щечка у тебя пушистенькая. На месте мужиков я бы на тебя бросалась, как тигра.
— Не дай бог, — рассмеялась Лидочка. Она взяла со спинки кровати свой халатик.
— Ты не знаешь главной сенсации, — сказала Марта, возвращаясь к зеркалу, — сегодня ночью кто-то взломал дверь в погреб. Знаешь погреб по дороге к вышке, ну тот самый!
— И что?
— Больше ничего не известно.
— А в погребе что-нибудь лежит?
— В погребе пусто — какие-то доски, но ничего ценного. Замок сломали, а в воде, там вода, нашли спички — видно, они уронили спички и не смогли зажечь свечу.
— Кто «они»?
— Почти наверняка мальчишки из деревни.
— Здесь есть деревня?
— Это условное название — деревня Узкое, я тебе потом покажу, пойдем гулять и покажу — это флигели для слуг и несколько домов — там жила прислуга. Это в сторону Ясенева, напротив конюшен.
Ударил гонг.
— Да беги же! — закричала Марта, подталкивая Лиду к двери. — Даже мыться не надо — пописай и сразу в столовую. Если не хочешь под дождем листья собирать.
— Не хочу, — сказала Лида и побежала в туалетную комнату. Тем, к счастью, никого не было. Все уже ушли в столовую.
Кто-то залез в погреб. Лидочка знала, что это была подавальщица или ее сообщники. У нее здесь есть сообщники? Наверное, это сама графиня Трубецкая, которая пытается отыскать свои драгоценности. Разве так не бывает?
Приведя себя в порядок, Лидочка побежала обратно в комнату. Марты уже не было — она ушла в столовую. Лидочка натянула юбку и фуфайку: в доме было прохладно.
Верный Ванюша-рабфаковец — как она могла забыть о его существовании — ждал ее у входа в столовую, не входил, хотя уже прогремел второй гонг. Все сидели за столами, мрачная погода и темное утро подействовали на всех так уныло, что никто не стал хлопать в ладоши и изображать общественное осуждение опоздавшим. Лидочка с Ванюшей прошли к своим местам, и тогда президент Санузии поднялся во весь свой микроскопический росточек и натужно воскликнул:
— Объявляю свою президентскую волю! Опоздавшие к завтраку, среди которых есть Иваницкая, опоздавшая уже дважды, отправляются на сбор листьев в парке. Все, кто посчитает решение президента справедливым, прошу поднять руки.
Над столами поднялось несколько рук. Другие ели кашу, которую разносила пожилая, незнакомая Лиде подавальщица.
— Дружнее! — завопил президент Филиппов.
«Кто же его вырастил? — думала Лидочка. — Кого он приговаривал и расстреливал раньше? Наверное, был исполнителем в ЧК».
Дружное осуждение не получилось. Тем более что тут же случился казус, потому что дверь снова отворилась, и, оживленно беседуя, вошли Алмазов с Альбиной, а за ними сонный астроном Глазенап.
Лидочке так хотелось подсказать президенту: «Ну давайте, посылайте их на сбор листьев под дождем, я согласна идти с ними!» Но президент сделал замкнутое на замочек личико и отвернулся от вошедших, которые, ничего не подозревая, прошли к своим местам, раскланиваясь и здороваясь. Но тут не выдержал Ванюша.
— Почему же вы молчите, товарищ Филиппов?! — закричал он петушиным голосом. Голос сорвался, Ванюша закашлялся. — Почему же вы других товарищей под дождь в грязи копаться не выгоняете? Нет, вы не отворачивайтесь, вы не морщитесь. Чем они лучше нас?
Поднялся сразу шум, словно все ждали, чтобы начать кричать и стучать чашками, будто все хотели скандала и вот — получили!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});