Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - Марк Михайлович Вевиоровский
Катя пожаловалась на трудности с английским языком, из-за которого ее и отправили в эту спецшколу.
– Так ты говоришь на английском языке?
– Что? Что ты сказал?
– Я спросил, говоришь ли ты по английски. Ты не поняла?
– Вау! Я поняла! Просто ты говоришь лучше нашей англичанки!
– А ты ответь мне по английски. Давай, давай, не бойся …
Путаясь в русском и английском Катя опять стала рассказывать о школе, о том, что там ребята какие-то особенные, важные и необщительные, о первой в ее жизни вечеринке без взрослых, где она попробовала – чуть-чуть! – вина в первый раз и в первый раз целовалась с мальчиком …
И с удивлением посмотрела на Гришу.
– Ты знаешь, я об этом никому не рассказывала, а вот тебе … А откуда ты так хорошо знаешь английский?
– Отец учил, потом они с мамой устраивали английские дни – разговаривали только на английском языке … Хочешь не хочешь, а научишься …
К конюшне они подъехали верхом на просохших лошадиных спинах.
– Не жалеешь, что поехала со мной?
– Наверное, я правда этого никогда не забуду … – покачала головой Катя.
Они успели к завтраку. Свиридов уехал по делам, и Тоня передала его извинения.
Вера Николаевна подозрительно осмотрела Катю.
– Где ж вы были в такую рань?
– Мы лошадей купать водили.
– Ты не вздумала выкупаться? Но вода-то холодная?
– Не знаю, мама. Лошади не жаловались, им понравилось, – пожала плечами Катя. – А на солнышке было совсем тепло …
РИСУНКИ на ПАМЯТЬ
После завтрака гости засобирались в Москву, и пока они зашли попрощаться к Галиным Гриша ушел к себе.
– Гриша, ты где? Наши гости уезжают!
Гриша вышел с двумя листами бумаги.
– Это вам, Вера Николаевна.
Уверенными штрихами на листе была изображена улыбающаяся женщина, удивительно молодая и как две капли воды похожая на мать Кати.
– О-о! Гриша, да ты настоящий художник! Как ты смог так изобразить Веру?
– Гришка, ты молодец! А второй? Ну, покажи!
На втором рисунке была Катя, и не одна, а с лошадью. Лошадь положила морду ей на плечо, и Катя с улыбкой что-то ей говорила. И была она не с косичками, а с распущенными по плечам волосами.
В рисунке было столько жизни и движения, что все замолкли.
– Гришка … Дай, я тебя поцелую! – и Катя, чуть привстав, обняла его и крепко поцеловала в щеку. – Спасибо тебе большое …
– Да, теперь я верю, что ты мог продать свои рисунки, и не дешево. Спасибо тебе, Гриша.
Провожать пошли все вместе. Гриша с Катей немного отстали.
– Не сердись на меня, ладно? Я хотел подарить тебе кусочек сказки. И пусть тебе ничего такого не кажется, ты для меня просто очень хорошая девчонка, с которой мне было интересно. Приезжай еще, я познакомлю тебя с моей Ульянкой. Думаю, что вы друг другу понравитесь.
– А ты приедешь к нам в гости?
– Не исключено. По-моему предки уже договорились.
– Знаешь … – она взяла его за руку. – Ты что-то такое сделал … Что-то изменилось … Я пока не понимаю, что, но я стала какая-то другая …
– И это хорошо?
– Наверное … Позвонишь мне?
– Ты там подружкам поменьше рассказывай … И город наш закрытый, да и все это – только твое …
В машине Катя устроилась на заднем сиденье и задумчиво разглядывала рисунки – и себя, и маму. И невольно вспоминала низкое утреннее солнце, теплое и ласковое, стоящих в воде лошадей и свою и Гришину наготу. И ей совсем не было стыдно или неловко за свои еще совсем маленькие груди и нежные волосики, которые увидеть то было трудно, зато они были такие мягкие и шелковистые, и наготу взрослого уже Гриши …
И как что-то очень-очень давнее и малоприятное вспоминала поцелуи малознакомого мальчика на вечеринке у одноклассницы, и касающиеся ее тела руки …
Она становилась другой, она взрослела …
УЛЯ
НА ТАНЦЫ
Когда-то давно, собираясь на танцы, Уля переодевалась у него в комнате, примеряя трусики и выбирая самые маленькие, а потом подгоняла джинсы, чтобы пояс их был расположен максимально низко.
– Не видно трусиков? – спрашивала она Гришу. – Так хорошо?
И только потом натягивала тонкий трикотажный топик, четко обрисовывавший ее грудь с торчащими соками.
На площадке ее встретили дружным «У-у!» – живот девушки был обнажен так, что казалось еще чуть-чуть и … Даже некоторые из подруг постоянных завсегдатаев площадки старательно стали спускать пояски своих юбчонок …
А Уля была хороша и чертовски соблазнительна, и от посторонних посягательств ее спасал авторитет Гриши – его способность вырубить любого в доказательствах не нуждалась. Уля вся танцевала перед ним, и ее открытый живот и высокая грудь так и сновали перед его глазами.
Натанцевавшись – до последнего автобуса – они вернулись к себе. Перед дверью Уля обняла его за шею и поцеловала.
– Правда, хорошо потанцевали?
Она еще раз поцеловала его и пошла в квартиру Василия Васильевича.
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
После холодного душа Гриша сел за стол и склонился над листом бумаги.
Он закрывал глаза, мысленно видел танцующую Улю и начинал рисовать …
ОНИ СПРАВЯТСЯ
– Как ты думаешь, они справятся?
– Ты не волнуйся, у них все будет нормально. Тем более, что у них есть мы.
– Я так боялась, что они не удержатся – они уже очень давно целуются и практически все время вместе.
– Она умница. Будет хорошей женой Грише, хорошей матерью.
– Только школу бы кончила …
– У нее уже есть профессия – ты ее очень хорошо выучила, она всегда сможет заработать шитьем.
– Ты говорил с Гришей? О первом разе, о женщине?
– Ну, как ты думаешь? Конечно. И он очень внимательно слушал меня и даже вопросы задавал. Но ты не забывай, что он очень много рисовал обнаженную натуру, у него была Ника, с которой они с раннего детства как брат с сестрой.
– А как ты думаешь, что Ника рассказала Грише о своем первом опыте половой жизни? Или не рассказала?
– Думаю, рассказала. Но не сразу. А вот как – не знаю. Но он точно знал, что она стала женщиной и это видно по его рисункам – они стали эротичными, чувственными …
ПОСЛЕ НОВГОРОДА
Уля приехала
