Федор Чешко - На берегах тумана

Ты-то привык, ты уже видывал такое, в твоей жизни был ругающий всех и все пропойца клавикорд-виртуоз, который научил тебя понимать, что море — это просто-напросто очень много воды. А каково сейчас сбитым в толпу братьям-общинникам? А каково серым охранникам? Большинство из них уже забыло, для чего они здесь. Почти все уже пялятся на помост, глаза предстоятелевых копейщиков лучатся беззаветной преданностью, и наверняка такая же бездумная преданность распирает наличники послушнических шлемов... Но не все. Потому что латник, который стоит в цепи слева от тебя, на Истовых почти не смотрит. Он все чаще и все пристальнее взглядывает в твою сторону. Пока только взглядывает.

А Предстоятель еще не смолк. Отсюда, сбоку, слышны отдельные слова — слышны еле-еле, не лучше невнятного бормотания, но можно понять: он вновь рассказывает, как Мгла осерчала на крайние общины, как серые стали защитниками братьев-людей и как нынешние обитатели Первой Заимки оскорбили Бездонную. Ишь ведь как получается: постоянные повторения одного и того же движения делают руку сноровистой, а вот голову повторения напрочь отучают думать.

А речи-то предстоятельские клонятся к концу, и дело идет к концу, и, может, жизнь туда же наладилась. Вон этот, слева, уж не зыркает — так и прилип взглядом. Тоже дурень — увидал, что даже не косятся в его сторону, и вовсе перестал осторожничать. Хотя где ему знать о пластинках полированной стали, которые приделывают на латных рукавицах чуть выше ладони! Этими зеркальцами можно не только пускать световые блики в глаза врагу...

Так, Предстоятель замолк. Какое-то шевеление наверху... Все, сейчас начнется — на место Предстоятеля выбрался один из Истовых. Смилуйтесь, Всемогущие, до чего же они действительно похожи на огромных серых птиц-падальщиков! Когда у ворот коптильни потрошат акулу, на ближние крыши слетаются едва ли не все стервятники Припортовья. Плешивые, с голыми морщинистыми шеями, они усаживаются спинами к разделываемой туше, делая вид, будто им гулко икать на акульи потроха. Но стоит только потрошителям отвлечься, отойти хоть на пару мгновений... Птицы... Серые птицы — любитель падали... С неба падали... Бесы проклятые, не надо, не хочу, не теперь!!!

Что-то непонятное творится на помосте. Ерзают, вроде бы меняются местами, Предстоятеля вон вообще чуть не спихнули с настила. Бешеный поймет, что такое затеялось, не разглядеть. Кто-то вскинул руки над головой... Ясно: тот, который вылез на предстоятельское место, повернулся лицом к Бездонной, а прочие подались в стороны. Вот оно, вот! Отсюда — сбоку, снизу да еще из-за спин серых мудрецов почти ничего не слыхать, но к Нурду и Торку (если, конечно, у них все хорошо) колдовской ветер должен приносить каждое слово Истового.

Ну...

И тут послушник, уже довольно давно рассматривавший вооружение странного латника, объявившегося после неразберихи с пьянчугой, наконец закончил скрипеть головой. Осторожными скользящими шажками он стал придвигаться к Лефу — боком, прикрывая опасное место под закраиной шлема вздернутым правым наплечником. Очень Правильно он двигался, только того не учел, что денек выдался теплый. Почти жаркий выдался день, и завязки, скреплявшие панцирь на правом боку серого, размякли от пота. Размякли, ослабли и разошлись, когда послушник вздернул плечо. И еще он, на свою беду, не задумался, отчего Лефов клинок подвешен к поясу не в деревянных ножнах, а в чехле из довольно-таки непрочно скрепленной кожи.

Леф позволил серому приблизиться, позволил его ладони плавно улечься на рукоять меча, а потом... Нет, парень не повернулся лицом к врагу, не выхватил оружие — он как стоял, так и прыгнул навстречу послушнику, отжимая рукоять висящего на поясе меча вниз и назад. И клинок, смяв проколотые ножны, почти на всю длину вошел в правый бок серого. Железо наличника превратило смертный вопль в подобие глухого кашля. Колени послушника подогнулись, но Леф, не давая упасть стремительно тяжелеющему телу, обхватил его левой рукой, привалил к себе. При этом дергающийся в агонии серый сильно задел его по груди, и Леф мгновенно взмок: как раз там, куда ткнулся послушнический локоть, под расшитой бронзовыми пластинами накидкой был спрятан подарок Фурста. Но нет, вроде бы пронесло.

Зато двое-трое ближайших послушников глазели на нелепо обнимающуюся пару. И не только глазели — тот, что был справа, уже вскидывал металку. Отчаянным усилием — аж в спине захрустело — Леф крутанул вокруг себя убитого. В следующий миг тело заколотого послушника вздрогнуло от увесистого лязгающего удара: серый метатель опоздал всего на миг. А еще через мгновение проворный метатель всем телом грянулся оземь, и на шлеме его обнаружилась изрядная вмятина. Спасибо, Ларда!

Спасибо-то спасибо, но варево заварилось вовсе паскудное. Справа раздался короткий переливчатый свист, непонятный для Лефа, но явно хорошо понятый серыми. Цепь сломалась — по меньшей мере десяток латников и копейщиков кинулись в стороны, норовя охватить Лефа кольцом. Кто-то из них, громыхая, покатился по камням (не то споткнулся, не то вновь Лардина работа); кто-то успел забежать чуть ли не Лефу за спину... Расслышав позади щелчок металки, парень рухнул на колени, и копьецо, чиркнув по его шлему, с треском вонзилось в опору помоста. А сверху доносились выкрики Истового: «раз... милостивицу... оскорбителей... злоумысливших... смиренных братьев-людей... гибелью... грома и дыма...»

Леф не сразу понял, что произошло, — в первый миг ему показалось, будто нечто куда увесистее метательного копьеца угораздило его по шлему. Но нет, с головой у парня пока еще все было в порядке. Просто в уши вломились звуки — почти не сдерживаемый гомон толпы, выкрики послушников, топот, громыхание панцирей, лязг выдергиваемых из ножен мечей... Колдовской ветер стих — внезапно, будто обрубили его. Леф сообразил, что серое колдовство поломано Гуфой, и сообразил, почему это сделано именно сейчас. Он повалился на спину, опрокидывая на себя мертвого послушника, стряхнул рукавицу с правой руки и запустил скользкие от пота пальцы в складки накидочной кожи, туда, к Фурстову подарку.

А Истовый на помосте, то ли не замечая происходящего, то ли вопреки всему надеясь на удачу замысла серых мудрецов, продолжал выкрикивать сиплым надорванным голосом:

— Вновь молю тебя, Мгла-милостивица, покарай своих оскорбителей, замысливших зло против всех сущих в Мире смиренных братьев-людей! Покарай их ужасной погибелью от грома, дыма и пламени! Покарай! Покарай! Покарай!

И действительно, словно бы в ответ на этот отчаянный призыв (даже Лефу так померещилось, а уж он-то знал, что к чему!) землю тряхнул раскатистый удар свирепого грома, только раздался он вовсе не там, где надеялись Истовые. Пламенем, клубами едкого дыма, пыли и древесной щепы рванула земля из-под стены Второй Заимки. Мгновенно смолкшая, обернувшаяся на гром толпа видела, как рухнула заимочная стена, как хлынула по склону лавина щебня и расколотых бревен, как в небесную синеву взметнулось жуткое облако черно-сизой гари... И в то же мгновение Леф выцарапал-таки из-под накидки взрывчатый шар, грохнул его о налобник своего шлема и зашвырнул на помост.