Чез Бренчли - Башня Королевской Дочери

Путь был свободен, и носильщики медленно двинулись вперед. Пройдя сквозь ворота, они поднялись по высокой лестнице с пологими ступенями; на лестнице было холодно, и только далеко вверху виднелся клочок неба. А потом и этого не стало видное - они вошли в туннель, холодный, промозглый и все же упрямо ведущий вверх.

Джулианна больше не могла сдерживаться; она вцепилась в руку Элизанды, и все ее опасения вернулись. Увидеть после этого широкий конюшенный двор было как выйти из темницы на волю. Носильщики опустили паланкин и, судя по звукам, облегченно вздохнули. Блез спешился, подошел к носилкам и обратился к Джулианне.

Дрожащие пальцы быстро надвинули вуаль на лицо, и Джулианна, разведя в стороны занавески, вышла из паланкина, с радостью чувствуя под ногами твердые булыжники двора. Глубоко вздохнуть, выпрямить спину, следя за осанкой, Джулианна хмуро отметила про себя, что идущей рядом Элизанде это не требуется. Оглядевшись, дочь королевской тени увидела стоящих группами людей, коней, которых уводили тощие молодцы в белых рубахах. Маршала Фалька не было видно, хотя почти все его всадники стояли здесь, сняв капюшоны и радуясь низкому солнцу. Небо над ними было алым.

- Мадемуазель, если вы и мадемуазель Элизанда, - в глазах Блеза Джулианна прочла просьбу не разоблачать его хитрость, - проследуете вот сюда, этот брат покажет вам покои для гостей...

Уходя за Блезом и молчаливым монахом, Джулианна бросила взгляд на тащившего повозку быка, которого, понукая и уговаривая, пытались вывести из туннеля. Она не повернула головы; достоинство пусть с запозданием, но возвращалось к ней.

Они поднялись по пандусу, на этот раз чуть более узкому: здесь не прошла бы даже лошадь, не говоря уже о повозке. Как сюда заносят грузы, которые не под силу нести человеку? Должно быть, поднимают их воротом с веревкой куда-нибудь на стену надо рвом, подумала Джулианна. Шедший впереди Блез обоими плечами задевал за стены. По левую руку, на внутренней стене, камень казался старше, был покрыт трещинами, пятнами и светлыми прожилками. Покрывавшая его когда-то известка давным-давно превратилась в пыль. Должно быть, это была стена старой крепости, взятой королем с боем за одну ночь после осады, длившейся все лето. Правда, тогда король был всего лишь герцогом де Шареллем, которого судьба занесла довольно далеко от родных земель. Отец Джулианны был тогда с ним, оруженосцем в свите своего сюзерена; он много рассказывал дочери о великой войне, во время которой были изгнаны из Святой Земли неверные, а город Аскариэль должен был вернуться к Господу, однако девушка почти ничего не знала о той ночной битве, когда была взята крепость. Она знала, что Орден искупителей завладел крепостью и сделал ее своей цитаделью - должно быть, стена справа, двор позади и все новые пристройки к крепости были делом рук монахов, - однако никто из многочисленных друзей Джулианны в Марассоне не мог рассказать ей о битве и о том, как пала крепость.

За пандусом открылся темный узкий проход между стеной и низкой башней, к которой и привел их брат. Поднимаясь по ступеням, люди оказывались то в тени, то на свету, и наконец - освещенная дверь, отведенная в сторону тяжелая занавеска, приглашающий жест. Жест предназначался Блезу, а вовсе не Джулианне, как подметила девушка. Если все здешние братья были таковы - молчаливы и безразличны к ее титулу или к ней самой, - то разозленной Джулианне скука не грозила, сколько бы времени она ни провела в этом мрачном месте.

Но нет, они не все таковы. Маршал Фальк все-таки говорил с ней... Пусть это даже был словесный поединок - ему досталось больше. Эта мысль подбодрила девушку.

Комната за занавеской порадовала бы Джулианну, если бы она была в настроении позволить себе радоваться. Из окна нельзя было выглянуть за крепостные стены, но оконный проем по крайней мере достигал локтя в ширину. Воздух и свет входили сквозь ставни с тонкой резьбой в лучшем катарианском стиле. Сквозь них был виден широко раскинувшийся небосвод, всегда напоминавший Джулианне о свободе. На краю небосклона виднелась темно-сиреневая полоса, прорезавшая небо будто рана, - это был восток. Где-то там, на юго-востоке ждал ее Элесси, а вся прошлая жизнь осталась далеко позади, на северо-западе.

Джулианна резко отвернулась от окна, от воспоминаний, предчувствий, страхов и стала рассматривать комнату. Тяжелые занавеси скрывали стены, а пол был покрыт великолепными коврами с причудливым узором, терявшимся в переплетении цветов. В комнате было две кровати - значит, сегодня не придется делить постель с Элизандой, - а рядом лежали наготове полотенца и стояла вода для умывания.

- Вы знали о нашем приезде? - спросила Джулианна брата. - Вы видели нас на дороге или магистр Фальк послал вперед гонца?

Брат покачал головой, имея при этом вид упрямый и смущенный. За него ответил Блез.

- Мадам, в любом монастыре Ордена всегда приготовлены покои для гостей. По Уставу члены Ордена должны служить пилигримам и путешественникам...

Джулианна знала это и задала вопрос, надеясь вызвать искупителя на разговор и понять, застенчив ли он, проглотил язык от смущения или просто неразговорчив и не намерен тратить слов понапрасну. Теперь она все поняла. Она чуть кивнула, дозволяя брату уйти, но когда он был уже у самой двери, она приказала:

- Погоди.

Брат остановился и повернулся к ней; Джулианна отвернулась и взглянула на Блеза.

- Спросите его, - холодно приказала она, - можем ли мы принять ванну. Здесь. Сейчас же.

Сержант мельком взглянул на брата и чуть покачал головой. Джулианна скорее почувствовала, нежели увидела, как юноша вышел. От колыхнувшейся гардины по комнате пошел ветерок.

- Я сказала...

- Мадемуазель, - напряженным голосом прервал ее Блез, разводя большими руками, - скоро закат. Брат не может принести вам ванну. И никто не может.

Ах да! Она совсем забыла о священных Часах: сейчас было время вечерней службы. Все братья будут призваны на молитву...

- Прошу прощения, - сказала Джулианна, искренне сожалея, -впрочем, только об ошибке. Она не любила ошибаться. - Но почему он не сказал мне этого сам?

И почему смотрел на меня, как шараец на свинью?

- Он еще молод, мадам, - холодно ответил Блез. - Молод, благочестив, решителен. В монашеские обеты входит целомудрие, но некоторые братья идут еще дальше. Это не поощряется, по крайней мере официально, но есть исповедники, которые принимают у братьев и дополнительные обеты.

- Какие?

- Не говорить с женщиной - прошу прощения, мадемуазель. А иногда даже не смотреть на женщину. Джулианна рассмеялась с ноткой жестокости.

- Я слышала, что самые большие неприятности из-за обета целомудрия у искупителей бывают отнюдь не с женщинами.