Егор Фомин - Лестинца

Медленно, очень медленно рывками уходила вниз серая стена, перед лицом восходящих. Но пальцы все менее точно находили опору, руки уже не так легко, как в начале, подтягивали тело.

Сначала они шли один за другим, но, постепенно Ригг догнал Итернира, и они пошли вровень. Изредка перебрасываясь ободряющими взглядами. На слова не было ни сил, ни дыхания.

Оставшиеся внизу с замиранием сердца следили за двумя фигурками, распластавшимися по груди утеса, теми, от которых зависела и их судьба и дорога. А Итернир благодарил всех богов, вместе взятых, за то, что болезнь еще не проявила себя.

Как назло камень скалы пошел все менее изрезанный ветром и водой, меньше стало удобных для опоры мест, все дольше приходилось висеть, вцепившись в камень, почти вслепую нащупывая уступ.

Итернир видел, что Риггу пришлось совсем плохо. Приготовившись к худшему, Итернир поднимался лицом к попутчику. И он успел. Успел заметить, как Ригг поставил руку на ненадежный камень, как соскользнула каменная крошка под его пальцами. Успел вжаться в камень, вцепиться руками и ногами, разве что только не зубами. И еще успел заметить, как Ригг медленно оторвался от поверхности скалы, взмахнул руками и провалился вниз.

И смог выдержать рывок. Рывок, который должен был сдернуть его со скалы, как муху со стекла.

Он смог держаться пока Ригг на том конце не пришел в себя, пока не смог вновь прилепиться к камню.

И смог потом оторвать руку от уступа, словно вросшую в камень. И продолжить путь.

И они вновь шли вверх. Но теперь страх сорваться крепко сидел в сердцах. Теперь это была не бесплотная возможность, а неотвратимая реальность. И все ненадежнее становились руки. Пальцы теряли чувствительность, а путь наверх было находить все труднее, он становился все извилистее, и изощреннее.

Трудно сказать, сколько бы они еще выдержали. Но создатель Лестницы преподнес им подарок. Один из немногих.

Тяжело дыша, Итернир перевалился через край широкого уступа.

Развернулся, подал руку Риггу, который без ложной гордости принял ее.

Они лежали на уступе посреди скальной стены, не в силах отдышаться или даже лечь поудобнее.

Нескоро удалось перевести дух.

— Ну, что, брат? — наконец спросил Итернир.

— Да все ж как-то так, — тихо ответил Ригг, потом перевернулся на спину, — ты-то как, ты же утром еще не вовсе здоров был?

— Да мне-то что сделается, — храбрясь, отмахнулся Итернир, — я живучий, когда жить хочется. Делать-то теперь что будем?

— А что такое-то?

— Да я к тому, что сюда будем этих бескрылых поднимать, или дальше полезем, и уже с самого верха веревку скинем?

— Да уж и не знаю. Хотя, — Ригг взглянул вниз, потом посмотрел на оставшуюся часть пути, — веревки-то, наверное, едва только отсюда и хватит.

— Ну, тогда у нас выбора и нет, значить. Кидай им тогда веревку.

— Сейчас, только оклемаюсь еще маленько.

— Шнурки, значит, только разгладишь? — усмехнулся Итернир.

— То есть как? — удивился Ригг предлагаемому.

— Я говорю, полежишь еще немного, — отмахнулся Итернир.

— А-а. Ага.

Отдохнув, сбросили вниз веревку. Внизу, как было оговорено, к ней привязали Кан-Туна. Вытянув его, уже втроем, подняли Ланса, затем Крын отправил наверх все вещи, и, наконец, поднялся сам.

— Ну ладно, — сказал Итернир, — вы тут устраивайтесь, а нам вверх опять пора. Ты как, напарник?

— Это ты очень хорошо придумал, — перебил открывшего, было, рот Ригга принц, — заманил нас на этот проклятый уступ, с которого нам уже некуда деться, а сам уходишь?

— Пожалуйста, — произнес Итернир, развернувшись к принцу всем корпусом, — не начинай сначала.

В это раз Итернир закрепил связку на уступе.

— Случаи разные бывают, — с лихим выражением лица объяснил он.

Пошли вверх. Здесь скала была гораздо ровнее, чем внизу. Словно создатель специально изранил ее у подножия. Они шли друг под другом, и Итернир уже не мог видеть, что Ригг идет уже совсем не так, как вначале. Ему здесь приходилось гораздо трудней. Лишь осознание того, что должен дойти, не имеет права сорваться, позволяло держаться на скале, прибавляя духа.

Наконец, такой надежный на первый взгляд, камень под его весом откололся от груди матери скалы, и Ригг понял, что сорвался. Уже ничто не могло помочь зацепиться за утес, исправить положение, неотвратимость ошибки тяжелым молотом сковала волю. Время словно замедлило бег. Он видел, как веревка связки натянулась, как Итернир не выдержал неожиданного рывка, оторвался от стены. Видел, как округлился его рот в крике.

Понимание того, что он послужил причиной смерти другого, того, кто ему доверял, сдавило сердце охотника.

Он падал и видел умирающую мать, которой больше уже ничто не поможет. Видел девушку, сидящую у окна и глядящую на дорогу. Его ждали, но уже ничто не властно его спасти.

Веревка больно врезалась в пояс, переворачивая вверх ногами, тряхнула так, что затрещали кости и, казалось, разошлись суставы. В довершение, основательно ударило о равнодушный камень скалы.

Спустя мгновение он очнулся и понял, что жив. Он висел вместе с Итерниром, вниз головой, над бездной на той веревке, которую Итернир предусмотрительно закрепил на уступе.

— Эй! — раздался чуть погодя голос Кан-Туна, — вы там живы?

— Ага, — кряхтя, отозвался Итернир, — почти. То есть, самую малость. Тяните, пожалуйста, веревку.

Их вытянули наверх. Пока скалолазы приходили в себя, потеряли еще заметный отрезок времени.

— Ну ладно, — наконец поднялся Итернир, — ты меня, Ригг, конечно, извини, но дальше я пойду один.

— Так, это ты же меня извини. Не сдюжил я, — хмуро отозвался Ригг, — только как же ты один пойдешь?

— Очень просто — ногами, — уверил Итернир, но потом посмотрел на скалу и исправился, — хотя, наверное, не совсем просто и почти руками.

— Так ты теперь хочешь и Ригга здесь оставить? — вновь засомневался принц, — разом хочешь со всеми нами покончить? Думаешь, после один до вершины доберешься, и все просто будет?

— Ничего я так не думаю, — попытался успокоить его тот, закрепляя у пояса моток веревки, — я даже тебя первого к себе наверх подниму. И в залог вот оружие оставляю.

С этими словами он отстегнул ножны меча и ножа. Это несколько успокоило принца, но все же не заставило его сменить недовольную мину.

— Ну ладно, ухожу не прощаюсь, не поминайте лихом, а только как звали, — провозгласил он, подходя к скале, — и, пожалуйста, не надо аплодисментов. И не уговаривайте остаться, меня зовет призвание!

И вновь начал восхождение.

Уже пройденный до того участок он прошел довольно быстро, но после начался сущий ад. Руки больного еще тела скоро налились тяжестью. Пальцы покрылись пылью и каменной крошкой. Несколько раз чуть не срывался, ругаясь так, что едва не краснел камень, вновь приклеивался к скале. Он сорвал в кровь ногти, и шел вверх окрашивая красным гранит утеса.