Ханнес Бок - Корабль чародеев

И в этой комнате я увидел плиту... Невысокая, всего несколько футов от пола, она простиралась от стены к стене. Три-четыре ступеньки вверх...

- Семь, - угрюмо вставил Гогир, - я считал - семь.

- Семь ступенек вверх. - Рассказчик пожал плечами: - Может, и семь... Они там низкие, едва различимые. Так вот, там мы впервые и заметили резьбу. Она тянулась от стены к стене - беспорядочное пересечение линий. Понимаете, это никак не могло быть результатом выветривания камня, его разрушения на протяжении столетий. Время не тронуло город, по крайней мере, нам нигде не попадались на глаза следы его воздействия. Нет, определенно, это была резьба. Но зачем она здесь и что она означает? Огромная, занимающая почти всю стену. - Он очертил в воздухе контур, напоминающий лужу. - Если бы я был художником, я бы изобразил ее вам, хотя, если это и было только бессмысленным контуром, что-то в нем приводило нас в трепет. - Глаза рассказчика снова загадочно заблестели. - Было такое чувство, что разбуженный дух города настороженно следит за нами из этих самых линий! Эта резьба была живой! Живой и бдительной! И... - Матрос застенчиво опустил голову. - Я не суеверен, но, признаться, не люблю таких вещей. Да и все мы начали как-то беспокоиться... Правда, остальные были настроены более браво, чем я, я сам вряд ли вызвался бы в добровольцы. А они решили исследовать плиту...

На помосте лежала каменная плита. Мы не смогли ее заметить, пока не поднялись по ступенькам, хотя она была отнюдь не маленькая. Нет! Но эта необъятная комната., эта приводящая в ужас резьба - они искажали размеры всего остального - все остальное казалось незначительным и маловажным...

По колено в высоту, тридцать футов в длину и десять в ширину, плита была покрыта, как нанихские столешницы, гладким стеклом, толщиной дюймов в шесть, и, хотя все вокруг было в пыли, мы не сомневались, что находимся в храме и резные линии - это изображение божества, а плита - алтарь. Ворвавшись снаружи, не соблюдая должных ритуалов, мы, очевидно, осквернили святилище. Наши сердца исполнились почтением к холодному величию древнего храма. Казалось, что неведомый бог поймет нас и простит... Однако мы слишком нервничали, поэтому бросились к двери и ринулись прочь, пытаясь на бегу рассмотреть следы, ведущие к выходу. Вдруг рулевой остановил Гогира, схватив его за руку, и упал в пыль на четвереньки. "Что ты увидел?" - Гогир склонился над ним. Мы тоже подошли поближе. "Вот наши следы, но посмотрите внимательней, может, и вы увидите, - внутри наших еще чьи-то следы!"

Присмотревшись, мы увидели, что он прав - здесь недавно кто-то прошел. Какое-то маленькое живое существо. Впечатанные в пыль следы были размазанными и нечеткими, но чуть подальше они приобретали вполне отчетливые контуры, и скоро у нас не осталось сомнений - следы были человеческие! Только вот человек этот должен был быть не более шести дюймов росту. Это были следы, - торжественно произнес рассказчик, - этой маленькой глиняной безделушки, что у вас в руках, принцесса!

Сивара не сводила с куклы зачарованного взгляда, и моряк, довольный произведенным эффектом, продолжил свой рассказ:

- Однако тогда мы еще не знали, что следы принадлежат кукле. Мы-то надеялись встретить кого-то живого! Любопытство пересилило страх перед храмовой резьбой. Но как же найти маленького жителя? Пройдя немного вперед по его следам, мы очень скоро достигли места, где они присоединились к нашим, - это была другая секция коридора. Стоит ли говорить вам, что, не сговариваясь, мы двинулись дальше, зигзагами плутая по бесконечным пыльным залам. Крошечное существо бежало где-то впереди нас, и мы понимали, что рано или поздно, сделав круг, вернемся туда, откуда начали путь. Нам очень хотелось найти маленького жителя. Мы снова и снова пересекали собственные следы, и вдруг мое сердце сковал страх. - Он замолчал, прижимая руки к груди. - Да! Меня охватил ужас, потому что я подумал, что мы заблудились. Как можно выйти обратно по собственным следам, если мы уже сто раз пересекли их. Мы заблудились в лабиринте! Это явно было делом рук божества, храм которого мы осквернили. Это оно послало своего маленького служителя, чтобы запутать нас. И мы, надеясь выбраться, могли бродить по лабиринту до тех пор, пока не упали бы, похожие на скелеты, найденные нами по пути сюда, вконец измученные голодом и жаждой. Об этом я и сказал всем остальным. Такое открытие, сами понимаете, всех нас страшно рассердило, и мы решили во что бы то ни стало разыскать маленького негодяя. Несомненно, ему должен быть известен выход: тогда мы даже мысли не допускали, что у маленького существа, хотя и похожего на человека, ума может оказаться не больше, чем у мыши, и что, пока оно бродит по кругу, стараясь запутать нас, оно само может заблудиться. А если это не служитель храма, тогда что заставило его бродить здесь? Поиски пищи? Но какая пища в такой пыли, да и снаружи - ни стебелька травы, лишь голые скалы, черные и мрачные, не ведавшие прикосновения жизни. - Рассказчик резко подался вперед. - Да, сейчас я могу определить словами дух города. Это было так, словно он умер давно, но его призрак задержался, страстно жаждая жизни, желая вернуться к ней, захватить, завладеть ею и использовать ее для того, чтобы умереть опять, уже окончательно. Вот почему мы так перепугались. Немного погодя мы все же догнали малыша: его ноги были слишком коротки, чтобы покрывать расстояние так же быстро, как это делали мы. Это была маленькая серая образинка, покрытая пылью, - вот эта глиняная фигурка, которую вы сейчас держите в руках, принцесса. Но она двигалась. Она была живой! Клянусь, я готов присягнуть - она была живой. Там, в лабиринте, оглянувшись и увидев, что ее преследуют, она бросилась бежать. Гогир рванулся вперед и схватил ее. И что бы вы думали она сделала? Тут же стала неподвижной! Нет в ней жизни, и все! Просто маленькая глиняная кукла.

Мы столпились вокруг Гогира и рассматривали ее, передавая из рук в руки. И знаете, в наши сердца вернулся тот же благоговейный страх, что мы ощутили перед резьбой в храме. Мы очертя голову бросились бежать - все равно куда, только бы вперед Только бы божество не покинуло свое убежище, не догнало нас, не вырвало из нас наши жизни, чего оно явно жаждало!

Рассказчик на мгновение застыл с потемневшим от тягостного воспоминания взором. Остальные, уйдя в себя, сидели съежившись, словно ледяные руки страха снова простерлись над ними, готовые вот-вот сомкнуться.

- Вдруг Гогир запнулся и упал, - снова заговорил моряк, - глиняная кукла выпала у него из рук. И тут мы все остолбенели - кукла снова ожила! Она медленно тащилась вдоль стены, словно оглушенная падением, потом остановилась, взглянула в нашу сторону пустыми глазами и бросилась наутек. Гогир громко окликнул ее, но это было бесполезно, - наверное, она его не поняла. Гогир всегда плохо владел литературным языком. - Глаза рассказчика лукаво блеснули. - Тогда он ее попросту догнал и зачерпнул в ладонь вместе с пылью. И, представьте, опять у него в руке была только кукла! Маленькая глиняная кукла, и ничего больше. Правда, в другой позе. Когда он поймал ее первый раз, ноги куклы были сложены вместе, руки по швам, а теперь она застыла на бегу - ноги согнуты, а ладони сжаты в кулаки. Гогир не повредил ее, не сделал ей больно, даже не сжимал - зачем? Она ведь не пыталась вырваться. Но мы-то видели ее бегущей. Для нас-то она была живой! Знаете, как для детей их куклы. Вот мы и стояли, как маленькие девочки, которые баюкают кукол, напевая им разные песни.