Станислав Коронько - Игрушка богов
Курц кивком головы указал Тимуру на бочонок, зажал под мышкой свою палку и принял из рук старика еду. Сказал:
— Хозяин, ежели наш товарищ объявится, вели ему ждать нас на площади. К рассвету мы подойдем.
Старик любезно открыл своим клиентам дверь, энергично затряс головой.
— А чего ж не велеть. Так и скажу ему. Дескать приходили два вьюноши, расспрашивали.
— Спасибо, мил человек, — поблагодарил его Курц и вышел в темноту улицы.
Тимур просто кивнул, поплотнее прижал к бокам бочонок и тюк и опасливо переступил за порог. Когда дверь закрывалась, из зала донёсся звук сильной пощечины и вибрирующий от ярости звонкий девичий голос. Кто-то всё-таки доигрался.
На улице уже совсем стемнело. В стеклах домов горели редкие огоньки от свечек или масляных ламп. Но было их совсем чуть- после заката в селе принято укладываться в койку. Лавочка торговца закрылась. Постепенно стихали все звуки. Никак не унималась только собака. Её гавканье разносилось по посёлку и окрестным полям. Очевидно, ей вскоре предстояло почувствовать на своих боках увесистый сапог хозяина.
С неба на землю лился холодный свет тысяч звёзд. За четыре дня, которые Тимур провел на Наутике, это был первый раз, когда ночью не было облаков. Он с тоской и надеждой задрал вверх голову, но так и не нашел ни одного знакомого созвездия. Чужой мир, чужое небо. И звёзды тоже- чужие.
— Давай за мной, — окликнул Тимура Курц.
Они вышли по дороге из деревни и свернули на поле, за которым текла река. Осторожно ступая по вспаханной и засеянной на зиму почве, быстро добрались до покосившейся коробки заброшенной хижины. Она имела прямоугольную форму, стояла на откосе, узкой стеной к реке. Два окна были крепко-накрепко заколочены досками. Река текла чуть ниже уровня дома, метрах в двадцати от него. В черной воде отражались бриллианты звёзд. Словно кто-то рассыпал блёстки по ленте черного шёлка.
Шепотом Тимур спросил:
— А ты уверен, что там никто не живёт?
— А похоже, что там может кто-нибудь жить? — так же шепотом переспросил Курц.
— Не очень.
— Тогда чего волнуешься?
— Не знаю. Чужой дом всё же. Вдруг принадлежит кому. Придёт с утра хозяин, а там мы. Не думаю, что он обрадуется двум каким-то голодранцам.
— Не боись. Если замка на двери нет, то тогда можем спокойно занимать этот домик.
— Я вообще не уверен, что здесь есть дверь.
Курц хмыкнул и двинулся вокруг хижины. Дверной проём они нашли в смотрящей на реку стене. И двери действительно не было. Из зияющего мраком прямоугольника дохнуло сыростью и гнилью. Послышался крысиный писк.
Тимур скривился от отвращения. Пробормотал:
— И как здесь спать?
Курц смело шагнул через порог, и его поглотила тьма. Не желая оставаться в одиночестве, Тимур последовал за ним. Но не успел он сделать и двух шагов, как уткнулся в спину своего спутника.
— В чём дело? — громко спросил Тимур.
В голосе Курца смешались напряжение и задумчивость:
— По-моему, мы тут не одни.
— А?
— Есть кто живой? — спросил Курц.
В ответ- тишина. И какой-то шорох.
Набрав в легкие воздуха, Курц зычно гаркнул:
— А ну отзовись! Обещаю- никого не тронем!
Снова шорох и как будто шепот. А затем раздался голос. Его обладателем была испуганная до смерти старушка. Срываясь на шепот, глотая звуки, она прошамкала:
— С-сынки, по-по-помилуйте бабку. Не… не бейте, молю…
Тимур непроизвольно захихикал, за что получил концом палки в живот.
— Успокойтесь, бабушка, — спокойно произнёс Курц. — Не ведали мы, что живёт здесь кто-то. Думали на ночлег устроиться.
Старушка вернула контроль над голосом и тихо спросила:
— Не местные вы, что ль?
— Да, бабуль. Путники мы. Три дня по лесу шли, думали под крышей переночевать.
— Диана, вылазь да зажги нам лампу, — попросила кого-то бабушка.
В темноте раздался шорох, а затем загорелся слабенький огонек. Возник он словно из воздуха. Фитиль просто взял и занялся слабым пламенем. А плавал он в плошке с маслом, которую держала на крохотных ладошках очень худая девочка. Создавалось впечатление, что огонёк горел прямо в её руках. Словно очень яркий светлячок плясал на ладонях.
Рядом с ней, на деревянном каркасе кровати, застеленном всякими тряпками, согнувшись в три погибели, лежала пожилая женщина. Не было ни одеяла, ни подушки. Первое заменяла какая-то рваная куртка, второе- завернутая в рубаху солома. На вид бабушке было лет сто, не меньше. Губы вваливались в беззубый рот, острый подбородок почти касался кончика изогнутого крючком носа, кожа- полу-прозрачная, вся в глубоких морщинах. Брови нависали над впавшими глазами. На левом- бельмо. Остатки волос пучками торчали во все стороны. Маленькое, иссохшее тело скрывалось под длинным, до пят, черным платьем.
Ребёнку было лет двенадцать. Волосы темные, очень короткие. Лицо худое, если не сказать изможденное, болезненное. Даже при слабом освещении хорошо заметно, насколько бледна её кожа. Девочка будто бы не видела солнца со дня своего появления на свет. Одета в серое платьице до колен и с открытыми плечами. Руки, ноги тонкие, длинные.
А вокруг настоящая нищета. Сквозь дырки в потолке видно звёзды, он перекошен. Стоять в полный рост у дальней стены просто невозможно. Доски пола подогнаны неплотно, между ними довольно большие щели, сквозь которые из подвала просачивается холодный воздух. Из мебели только две кровати друг напротив друга и низкий квадратный стол с пеньками заместо ножек. Повсюду лежат кучи рваной одежды, пустые мешки. Под столом сложена пустая глиняная посуда- несколько мисок, сковорода, чугунный котелок, пара чашек и ложек. Котелок погнут, все миски в трещинах. Пользуются ими, похоже, нечасто. Слева от входа свалена куча хвороста и дров. Справа стоит чугунная печка с ведущей на крышу трубой дымохода.
… И как можно жить в таком месте? Как можно в нём спать? Как можно не замерзнуть зимой? Ведь всё это просто невозможно…
Тимур и сам не понял почему, но вдруг присел на корточки, поставил бочонок на пол, положил свой тюк и начал разматывать ремень. Через секунду сообразил, что жевать мясо беззубым ртом не слишком удобно, и предложил:
— Курц, давая махнёмся. Я тебе мясо, а ты мне картошку и хлеб.
— Не вопрос, — легко согласился тот.
Тимур разложил плащ, достал сверток с мясом, вручил его Курцу. Взял картошку и хлеб, осторожно подошел к пустой кровати и положил еду на её край. Чувствуя, как кто-то невидимый хватает его за горло, натужным голосом произнёс:
— Вот возьмите. Это за то, что мы вас потревожили.
Немного подумав, Тимур поднял свой плащ и положил его вместе со всей одеждой перед кроватью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});