Леонид Лайт - Мозги

— Я думаю, что в поступке Джери нет ничего ненормального, — сказала Пэмела. — Да, мне кажется, что если по-иному взглянуть на его решение, то Джеральда даже можно понять.

— Мне трудно понять, Пэм, — ответила Лиз, — в этой проблеме — две стороны, одна из которых мне особенно неприятна. Создаётся впечатление, что всё, что есть сейчас в нашей жизни, надоело ему, и он решил всё это изменить. Мне просто обидно, я очень люблю и уважаю Джери, Пэм, но мне обидно, ведь всё это, так или иначе, связано со мной. Значит — и во мне что-то не так, понимаешь?

— Ты вбила себе в голову то, чего нет на самом деле, — сказала Пэмела. — Всё намного проще. Видишь ли, этих мужчин, порой, очень трудно понять. Ты проживёшь со своим мужем десять, двадцать, тридцать лет и думаешь, что хорошо знаешь его, а какой-нибудь случай показывает, что ты о нём почти ничего не знаешь. У многих из них в мыслях долгое время созревает какая-нибудь грандиозная идея, что-то совершенно невероятное. Возможно, Джери чего-то особенного хотелось всё это время. Вы были так заняты своей работой, что, я уверенна, у вас давно не было откровенных разговоров о том, чем каждый из вас живёт, чего хочет в глубине души.

— Боюсь, — со своей стороны возразила Кейт, — всё здесь гораздо серьёзнее и сложнее. Джеральд — не мечтатель и не безумец. Он всё пытался объяснить нам вчера. На мой взгляд, причины того, что сейчас с ним происходит, следует искать в прошлом.

— Не понимаю, — сказала Пэмела.

— Стивен рассказывал мне, что Джеральд должен был стать юристом, как его отец, — объяснила Кейт. — Но почему-то, пошёл по другому пути.

— Я знаю, — ответила Лиз. — Джери говорил, что в детстве серьёзно увлекался историей. Его невозможно было оторвать от книг, хотя все вокруг считали, что он вместе с Чарли пойдёт учиться на юриста, как их отцы. При этом Джеральд и сам в этом нисколько не сомневался. Но в определённый момент его родители обратили особое внимание на увлечение сына и серьёзно спросили его о том, кем он собирается стать. Они объяснили ему, что этот вопрос очень серьёзен, и только ему решать, кем быть в будущем — юристом или историком. Они пояснили ему, что, сделав неправильный выбор, он будет мучиться всю жизнь, и чтобы этого не произошло, решили не мешать ему и уважать то решение, которое он сам примет. Вот так и получилось, что Джери выбрал историю.

— В этом и объяснение, — заключила Кейт. — Выбрав однажды историю, он предпочёл интеллектуальное материальному. Вернее, он вряд ли думал тогда об этом, интеллектуальном или материальном, он просто не принимал этого в расчёт. И все эти годы он не думал об этом, живя лишь тем, что имел. Но в определённый момент жизнь вынесла ему серьёзное испытание, показав, что есть ещё и что-то большее того, что он имел, например, тот дом, что-то, что ему недоступно, по причине нехватки того материального, того, о чём он не думал. Это был серьёзный удар по всему тому, чем он жил всё это время, во что верил. Ему пришлось срочно спасать свой мир, и он нашёл способ доказать, что, будучи тем, кто он есть, он может позволить себе что-то, о чём раньше и не задумывался, но при этом, не меняя основы своего образа жизни и мышления.

— Да уж… — сказала Пэмела.

— Мне кажется, — добавила Кейт, — Джеральд решил купить этот дом. При этом он не хочет, чтобы к нему относились как к какому-то другому, изменившемуся Джери. С его точки зрения, он нисколько не изменился. Судьба ударила его больно, но он устоял. На его взгляд он просто нашёл правильное решение.

— Это напоминает мне случаи, когда мужья тайно подрабатывают по ночам, разгружая вагоны, чтобы подзаработать денег для покупки нового «авто», — сказала Пэмела.

— Случай, конечно, не совсем такой, дорогая, — снисходительно ответила Кейт. — Но в поступке Джери есть что-то благородное.

— И что же теперь делать? — спросила Лиз.

— Готовься к переезду, — ответила Кейт и улыбнулась. — Но главное — постарайся понять и поддержать Джери.

Глава 17

Питер заехал за Кевином, и они направлялись на работу вместе. После семейного совета, проведённого накануне, у них было много забот. Но все эти заботы не шли ни в какое сравнение с проблемой, связанной с братом Джо. Поэтому каждый из них думал о нём, и пытался понять, чего именно отец ожидает от него, и какой результат надеется получить от своей новой идеи.

— Я думаю, Джо не такой уж и безмозглый…, — задумчиво сказал Питер.

— И ты думаешь о нём? — отозвался Кевин. — Признаюсь, он никак не выходит у меня из головы.

— В детстве он был таким забавным, добрым…

— Да уж, и таким смешным, пухлым! В школе его ещё дразнили каким-то смешным прозвищем! Не помнишь, каким?

— "Бегемотом", — вздохнув, ответил Питер. — Его звали «бегемотом». И я боюсь, что именно за этого «бегемота» мы все теперь и расплачиваемся…

— Почему — мы?

— Видишь ли, и мы в какой-то мере виноваты в этом. Ты помнишь хоть один случай, когда бы ты успокоил его, поговорил бы с ним, спросил бы его, что его беспокоит, или попытался бы объяснить, что нужно сделать, чтобы его больше не дразнили?

— Нет, конечно! — усмехнулся Кевин.

— И я не помню… Даже — наоборот, помню, как мы быстро убегали от него и закрывали дверь, чтобы он не мог ее открыть. А он стоял там, внутри, и плакал… Боже мой…

— Да, уж…Но за это нам доставалось от родителей. Никогда не забуду, как он, жалуясь матери, сквозь слезы пробурчал, что когда вырастет, соберет всех обиженных детей и построит для них огромный настоящий детский городок, чтобы им всем было весело. А теперь — такое!

— В этом нет ничего странного. Выводы делай сам: он все время был один — и в раннем детстве, и когда пошел в школу. Никто его не понимал: отец считал, что мать его балует, мы его сторонились, друзей у него не было. Но он вырос, и всё это ему в определённый момент надоело, он это осознал и решил всё изменить, сделать всё так, как он хочет. Учёбу он забросил. Ведь в школе он не видел ничего хорошего, а отца просто продолжал бояться, именно поэтому он научился дома быть одним, а вне дома — другим. Его понимала только мать, но что она могла? Ведь Джо — не девчонка. И он хотел всем показать, что он — не девчонка, не какой-нибудь там, толстенький бегемот, а Джо. Вот он и объявил всем войну. А в итоге — ни ума, ни воспитания, одна слепая, глупая ярость. И такие неутешительные результаты — прямо у нас под носом!

— Да уж, значит, был «бегемотом», стал "диким Джо". Его последняя выходка говорит о том, что он далеко зашёл в своей яростной войне.

— Нет, я думаю, что как раз этот поступок говорит не о ярости. Нет,… конечно, и это тоже, ведь ни ты, ни я на такое бы не пошли, но в этом случае, я думаю, причина в его слабохарактерности. Во всём виноват этот негодяй, Гамблер. Это он подвёл Джо к такому безумному поступку, и сам, в конце концов, пострадал от этого. Джо подчинился Гамблеру. А это и плохо и хорошо.