Уильям Котцвинкл - Ип

С кораблем же, разумеется, дело обстояло по-другому. Огромные елочные украшения в викторианском стиле спускаются на Землю не так уж часто. Локаторы или другие средства наблюдения могут их обнаружить, и этот громадный елочный шар засекли. Уж слишком он был велик: лежи он на земле, виси на дереве ночи, при его размерах никакого тумана не хватило бы на то, чтобы его скрыть. Еще немного, и встреча произойдет. Уже мчатся машины, уже идет надбавка за ночную работу, люди переговариваются по радио, окружают гигантскую елочную игрушку со всех сторон.

Однако маленький экипаж старых ботаников не очень этим встревожен, во всяком случае, пока. Они знают, что у них есть время, знают с точностью до мельчайшей мыслимой единицы. Они не в первый раз на Земле, ибо Земля велика и надо собрать множество растений, если хочешь, чтобы твоя коллекция была полной.

Они продолжали собирать образцы, а когда кто-нибудь из них с выкопанной из почвы Земли желанной добычей возвращался к кораблю, казалось, что это плывет небольшое облачко тумана.

Они поднимались вверх по трапу, к люку — и вот они уже внутри прекрасной елочной игрушки, в пастельном свете. Не обращая никакого внимания на чудеса техники вокруг, они проходили по пульсирующим коридорам и оказывались наконец в главном чуде корабля — в огромном храме земной растительности. В этой гигантской оранжерее были цветы лотоса из индийских лагун, африканские папоротники, крохотные ягоды из Тибета, кусты ежевики с обочины дороги где-нибудь в американском захолустье. Здесь было представлено по одному растению всех видов, какие только есть на Земле, или, точнее, почти всех, ибо работа еще не была завершена — все пышно росло. Окажись в этой оранжерее ученый из какого-нибудь большого ботанического сада Земли, он бы обнаружил здесь растения, которые до этого видел лишь отпечатавшимися в каменном угле. Он бы не поверил своим глазам, увидев живыми растения, которые служили пищей динозаврам, растения из первых садов Земли. От изумления он бы упал без чувств, и в сознание бы его привели травами из висячих садов Семирамиды.

По стенам стекала влага, в ней были растворены питательные вещества для бесчисленных образцов флоры, за которыми не видно было стен.

Вот один из ботаников сюда вошел, в руках у него какое-то местное растение, листья которого уже поникли. Он поместил растение в жидкость, и вмиг листья ожили, корни зашевелились. Тут же круглое окошечко наверху загорелось мягким светом, свет этот омыл растение, и оно поднялось и стало около своего соседа, маленького цветка из числа тех, которые давным-давно исчезли с лица Земли. Несколько секунд инопланетный ботаник смотрел на ожившее растение, а когда убедился окончательно, что все в порядке, повернулся и пошел к выходу из оранжереи. Он прошел под японской вишней, под гроздьями цветов с берегов Амазонки и мимо обычного хрена, стебель которого ласково к нему потянулся, ботаник погладил его листья, двинулся дальше по пульсирующему коридору и вышел через светящийся люк наружу.

Снаружи, под ночным небом, тело его опять выделило туман, и, окруженный этим туманом, он отправился за новыми растениями. Навстречу ему шел, возвращаясь на корабль с корнем дикого пастернака в руке, один из его собратьев, взглядами они не встретились, зато произошло другое: у обоих разом грудь начала светиться, тонкую кожу пронизал идущий изнутри, с левой стороны груди, красный свет. Тот, что нес пастернак, продолжал свой путь к кораблю, а другой, который шел за новыми растениями, стал спускаться вниз по пологому каменистому склону. Окутанный туманом, он вошел в высокую, с него ростом, траву и вынырнул уже на опушке рощи, под секвойями. Там, совсем крошечный рядом с огромными деревьями, он повернулся к кораблю лицом, и свет-его-сердца загорелся снова, будто сигнализируя кораблю, этой милой старой елочной игрушке, в которой ботаник летал уже много столетий. На ажурных галереях, в открытом люке над трапом засветились в ответ, словно светлячки, другие сердца. Удостоверившись, что спасительное убежище близко, и зная, что пока еще можно работать, ничего не опасаясь, он вошел в рощу.

Землянам облик его едва ли показался бы привлекательным, взять хотя бы эти большие перепончатые ноги, что высовывались прямо из-под свисающего до земли живота, или длинные, как у обезьяны, руки. Именно поэтому он и его собратья уже миллионы лет, прилетая ка Землю, держались в тени и никогда не были склонны вступать в контакт с кем-либо, кроме растительности. Они наблюдали Землю уже достаточно долго и знали, что для землян их прекрасный корабль прежде всего мишень, а сами они материал для чучел, которые будут выставлены за стеклом на всеобщее обозрение.

Поэтому инопланетянин пробирался крадучись, и его встревоженные глаза, большие и выпученные, как у огромной лягушки, зорко оглядывали все вокруг. Он знал, как мало надежды для такой «лягушки» уцелеть на городской улице. А передавать человечеству знания, выступая на какой-нибудь международной конференции землян, когда нос у тебя как раздавленная брюссельская капуста, а сам ты похож на грушевидный кактус вида «опунция», — об этом и речи быть не может. Пусть человечество учат другие, более похожие на землян гости из космоса. Лично его сейчас интересует только молодое деревце секвойи.

Добравшись до деревца, он оглядел его внимательно и начал выкапывать осторожно, бормоча на своем напоминающем стук камешков космическом языке диковинные, не по-земному звучащие слова; но маленькая секвойя, судя по всему, поняла, и, когда легла в большую морщинистую ладонь, состояние шока у ее корней сразу прошло.

Инопланетянин повернулся, и глаз его достиг слабый свет, свет огоньков поселка в долине за секвойями; эти огоньки давно уже вызывали у него любопытство и манили его, а ночь была последней, когда он мог рассмотреть их близко, так как через несколько часов ботанические исследования закончатся. Корабль покинет Землю и снова прилетит только тогда, когда в земной растительности произойдет следующая большая мутация, то есть не раньше чем через много столетий. Сейчас у него последняя возможность заглянуть в окна жилищ, где горят эти огоньки.

Он вышел крадучись из-под гигантских деревьев и очутился на склоне холма, у края грунтовой дороги, переходившей в лесную пожарную просеку. Задевая животом низкий кустарник, он вышел на дорогу, пересек ее; на долгом обратном пути он расскажет товарищам о своем приключении, о том, как «опунция» отправилась рассмотреть желтые огни поближе.

Неслышно переставляя большие перепончатые ноги с длинными пальцами, он побрел по краю дороги. Увы, Земля оказалась для него местом далеко не идеальным; он был сыном планеты, где кругом вода и нужны как раз такие ноги, как у него.