Михаил Кликин - Мозаика

- Молодец, Илюха! - бородатый Ерофей помог втянуть безжизненного колдуна в избу и стал вязать ему руки подобранным с полу полотенцем.

- Чего ты с ним возишься! Прибить его, пока не очухался!

Мужики согласно закивали головами, и один из них даже несильно ткнул вилами в замотанную тканиной рану на ребрах пленника. Тот слабо застонал и пошевелился.

- У-ух! - Мужики дружно, как один, отступили на шаг.

- Чур меня! - воскликнул Степка и сложил кукиш из забрызганных кровью пальцев.

Лишь Ерофей остался стоять возле опутанного тряпками колдуна, дожидаясь, пока тот окончательно придет в себя.

- Чего ты ждешь? - шепотом спросил Степка. - Кончай его быстрей.

Оборотень открыл глаза и с усилием обвел взглядом окруживших его людей. Губы его дрогнули.

- Не я... Не я виноват... Само... Не хотел я... Все само выходит...

Мужики испугано переглянулись.

- Люди добрые... пожалейте... Иван... само оно как-то... Степан... Ерофей... само ведь... без зла... - еле слышно шептал связанный.

- Смотрите! - вскрикнул Степка и ткнул пальцем в скорченную фигуру пленника.

Босая нога колдуна медленно покрывалась бурой шерстью, укорачиваясь и худея на глазах, ногти на пальцах чернели и постепенно превращались в загнутые звериные когти. Раненный задрал голову, привстал, опираясь на локти и жутко захрипел, подвывая, губа его задралась, обнажив белые хищные клыки. Перепуганные мужики увидели, как быстро заходил вверх-вниз по горлу кадык и как лицо колдуна стало меняться, вытягиваться, заостряться, превращаясь в скалящуюся морду зверя.

Ерофей взмахнул кувалдой, и дьявольское создание, издав булькающий звук, повалилось на пол, забрызгивая некрашеные доски яркой, живой, словно ртуть, кровью.

Мужики в суеверном ужасе отступали все дальше и дальше от мертвого, но продолжающего меняться тела. Первым не выдержал Степка - матюгнувшись, он развернулся на месте и выбежал из избы на улицу. Вслед за ним устремились и остальные. Отбросив в сторону заляпанную кровавыми сгустками кувалду, последним вышел Ерофей.

- Солому тащите. Надо до конца дело довести.

Распотрошив сеновал, мужики обложили избу свежим терпким сеном и старой, позапрошлогодней, соломой. Ерофей достал огниво и сноровисто высек целый сноп искр. Солома занялась быстро, и вскоре пламя жадно обгладывало сухие сосновые бревна.

Жар заставил людей отойти подальше, за изгородь, и они молча стояли и смотрели, как полыхает подожженный дом, а потом, когда внутрь охваченного огнем сруба рухнула кровля, подняв в вечерний тихий воздух рои танцующих искр, молча и медленно пошли прочь, устало опустив топоры, рогатины и вилы.

Небо на западе затягивалось алеющими струпьями облаков.

1982 год.Пациент

- Здравствуйте, доктор, - мужичонка лет сорока боком протиснулся в скрипучую, на тугой пружине, дверь и вежливо уточнил: - Можно?

- Заходите... - молодой врач внимательно осмотрел вошедшего. - На что жалуетесь?

- Даже и не знаю, как сказать... - пациент замялся, почесал затылок, поскреб заскорузлой ладонью нос. - Понимаете, доктор, я сам нездешний, с Макарьина я. У нас медпункт сейчас не работает, я у врачихи дома был болеет она - так она мне направление к вам, в район, значит, выписала...

- Ну так что там у вас? - недовольно повторил врач, думая о своем. Он вспомнил, что с минуты на минуту должна заскочить к нему кареглазая Леночка из лаборатории; шоколадка с любимыми ею орешками давно лежала в ящике стола, и молодой доктор уже заготовил целую речь, с которой он намеревался начать осаду ее неприступного сердечка, безмятежно бьющегося в груди под идеально белым, всегда, при любых обстоятельствах тщательно выглаженным медицинским халатом...

- Вот я и говорю - неместный я. В деревне-то про нас, Хохловых, давно всякие небылицы рассказывают, а вы тут люди умные, ученые, без всяких там суевериев...

- Слушайте! Вы пришли сказки рассказывать или лечиться?! - Доктор, потеряв терпение, повысил голос.

- В общем, меняюсь я, - заторопился мужичок. - Пять годов назад я чуть не утоп. На рыбалке, значит, зимой под лед провалился. С того все и началось. Сам не знаю, как из воды выбрался. Трясет всего, муть какая-то перед глазами... Помню только, что рук у меня тогда не было и ноги странными какимито сделались - под штанами толком не разглядел, но не держали меня ноги-то, гнулись, как шланг какой, право. Вот тогда и началось...

- Вам к психиатру, третий кабинет направо, - перебил говорившего врач.

- Да не псих я. Марина, врачиха наша, проверяла. Я ведь первым делом-то и подумал: крыша, мол, поехала. Нет, говорит, нормальный ты. В смысле головы, значит. А вот прочее... Да вы сами посмотрите...

Мужичок ловко засучил рукав выцветшей голубой рубашки, по локоть обнажив волосатую худую руку, порывисто схватил со стола врача графин и плеснул водой себе на предплечье. Доктор опешил от такой наглости и с открытым ртом уставился на лужу, растекающуюся по стертому линолеуму.

- Смотрите, доктор, смотрите! - Мужичок тряхнул рукой, и капли попали врачу в лицо. Тот побагровел, гневно приподнялся в кресле и уже открыл было рот, что бы наорать на хулиганствующего посетителя, но слова застряли у него в горле. Он увидел, как мокрая рука пациента медленно укорачивалась, будто усыхала на глазах, неторопливо уползала в закатанный рукав рубахи, пряталась, словно улитка в раковину. Волосы на ней исчезали, втягивались под кожу, а пальцы странным образом сомкнулись и срослись между собой, образовав подобие плоского бескостного ласта.

- Вот видите! Я и не моюсь почти теперь. Так, мокрой тряпочкой изредка протрусь. Хуже всего, когда весь меняешься - ничего не помнишь, где был, что делал. Поначалу страшно было, плакал даже. Жена ушла. А теперича привык. Если не мыться, то, вроде, все и в порядке. Дождь вот только иной раз...

Доктор почти не слышал говорившего, он продолжал смотреть на меняющуюся руку. В дверь заглянула Леночка, бросила томный взгляд на застывшего в изумлении доктора, посмотрела на оплывающую культю, торчащую из рукава рубашки неопрятного черноволосого мужичонки и, тихо вскрикнув, исчезла за скрипнувшей дверью. В коридоре раздался цокот ее быстрых каблучков.

- Да-а-а! - Врач опустился в кресло и долго молчал. - И когда она у вас... э-э-э... в исходное состояние вернется? - вымолвил, наконец, он.

- Сейчас все нормально будет, - мужик уверенно раскатал рукав и стал сквозь ткань массировать то, что совсем недавно было нормальной пятипалой волосатой рукой.

И действительно, не прошло и двух минут, как из рубашки высунулась человеческая кисть, несколько, правда, мелковатая и со сморщенной, бурой, как после ожога, кожей.

- Так что мне делать-то, доктор? - Больной с надеждой вглядывался в молодое лицо врача. В чистое, не по-деревенски бледное лицо парня, который еще совсем недавно, пару лет тому назад, сидел за партой в аудитории областного мединститута, а потом получил распределение в этот Богом забытый райцентр, где из всех развлечений - танцы по пятницам да кино по выходным.