Михаил Кликин - Соглядатаи

Михаил Кликин

Соглядатаи

* * *

Они повсюду.

Я знаю, вы тоже видели их. Вы скользили взглядом по их неприметным лицам, вы стояли бок о бок с ними в метро, видели их отражения в витринах. Вы видели их, но не обратили внимания и тут же забыли, что видели. Они умеют прятаться. Сливаться с толпой, растворяться в городской сутолоке. Они – тени в подворотнях. Они – колыхание занавесок. Они – блеклые отражения в стеклах. Они – дыхание ветра за вашей спиной.

Они повсюду. Они следят за нами. За каждым из нас. И ждут. Ждут.

Они – слуги города.

Соглядатаи. Охотники. Палачи.

Вы не можете от них спрятаться. Не можете убежать. Все, что вам позволительно – это не замечать их.

И вы не видите их. Не видите до той поры, пока не совершите ошибку.

И тогда они придут за вами.

Также, как пришли за мной.

Я заметил их, и это стало моей первой ошибкой.

Был октябрь, раннее утро, мрачное и унылое. Вот уже которую неделю сыпал мелкий дождь. На улицах было пустынно, только машины мчались мимо тротуаров, взрывая свинцовые лужи.

Я заметил его, лишь когда подошел вплотную – серая тень на автобусной остановке, длинный плащ, поднятый воротник, бесформенная кепка, опущенная на глаза.

– Десятки давно не было? – спросил я у него.

Он промолчал, даже не посмотрел в мою сторону.

– Десятки… – начал было я вновь, но закашлялся. Тяжелый, набрякший влагой воздух рвался из легких, рвался так сильно, что под ложечкой сделалось больно и засипело в груди. Я сплюнул мокроту и увидел необычайно яркую кровь.

– Кровь, – сказал я испуганно.

Туберкулез?

Алые прожилки в сером сгустке слизи. Солоновато-сладкий привкус во рту.

Рак? Проказа?

Перед глазами запрыгали черные точки. Уши заложило звоном и грохотом. Задрожала земля под ногами. Я подумал, что умираю. Повернулся к незнакомцу, чтобы попросить о помощи, и вдруг увидел его глаза – искры жадного интереса в бездонном мраке зрачков.

Грохот усилился. Земля ходила ходуном. Чтоб не упасть, я схватился за столб.

Из-за поворота выполз трамвай. Он сыпал искрами и сотрясал землю. Серое железное чудовище с непроницаемо-черными окнами остановилось на середине дороги, точно напротив человека в плаще, и отворило дверь во тьму утробы.

Незнакомец посмотрел на трамвай.

Потом на меня.

Я все еще давился кашлем.

Он криво усмехнулся и шагнул прямо в лужу, что широко расползлась у бордюра.

Вода расступилась – я видел это.

Она отшатнулась от него, отпрыгнула вихрем брызг.

Он ступил на сухой асфальт.

И пошел к трамваю.

Сухой плащ полоскался на ветру, полы развевались, и мне показалось, что у этого жуткого человека нет ног – одни только ступни. И нет лица – только глаза и кривая усмешка.

Он вспрыгнул на подножку, дверь, урча, прожевала его. Затем трамвай сыто рыгнул и, рассыпая искры, рванул куда-то помимо рельсов.

Через пару секунд он исчез.

Перестала дрожать земля.

Кашель прошел.

Ничего не болело.

Я был в порядке.

И все же я решил вернуться домой, полежать, отдохнуть. Потом позвонить на работу, сказать, что не приду, надо срочно в больницу, провериться.

Рак?

Быть может, возьму отпуск, уеду на несколько дней к жене, она отдыхает у родителей в деревне. Мне давно надо отдохнуть, три года без отпусков, без больничных, работа по двенадцать часов в сутки…

Я забыл про страшного человека и трамвай-чудовище.

Забыл, потому что есть вещи более страшные, чем непонятное.

Рак.

Но когда я уже подходил к своему дому, я встретил другого человека. В сером плаще с поднятым воротником и в бесформенной кепке.

– Ваш трамвай уже ушел, – зачем-то сказал я ему. Он посмотрел на меня и усмехнулся.

Лица у него не было.

Только хищная ухмылка.

Врач, осмотрев меня, улыбнулся и сказал, что я проживу еще долго.

Вторая моя ошибка заключалась в том, что я не смог, не захотел забыть о них.

Люди осени – серые и безликие, они приходили ко мне во снах. Они стояли рядами, загораживая собой весь мир, и я не мог прорваться сквозь них. А наяву я встречал их на улицах. Не часто – они хорошо умеют прятаться. И все же я порой узнавал их, выделял из толпы и уже не отворачивал глаз. Они тоже узнавали меня. Усмехались. Проходили мимо. Они никогда не смотрели на меня, но всегда я чувствовал их холодные взгляды.

На выходные приехала жена. Я встречал ее на вокзале, а вместе со мной ее встречали серые. Их было двое. Быть может, больше, но я заметил лишь этих двоих. Было многолюдно. На перронах, у касс, в зале ожидания толпились люди, галдели, махали руками, потели. Прокладывая себе путь, надрывно взрыкивали перегруженные жадные носильщики. Люди в форме, с кобурами на ремне и с пищащими рациями просили предъявить документы и требовали денег. Таксисты, словно проститутки выстроившись вдоль стен, говорили что-то завлекательное проходящим мимо людям. Неразборчиво громко хрипел репродуктор. В тихих уголках, устроив себе звериные гнездышки, свернувшись клубком, безмятежно дремали завшивленные бомжи. А эти стояли в самом центре волнующегося людского моря – две серые скалы – и никто их не замечал. Только я.

Жена легко спрыгнула на перрон, нырнула под мой зонт, повесила на меня тяжелую сумку и осторожно поцеловала – я был небрит и запущен. А от нее пахло летом – горячим сеном, пылью, цветами и рекой.

– Ну что за погода, – сказала жена.

– Осень, – ответил я.

– А у мамы тепло. Солнышко светит. Бабье лето.

– Это все они, – сказал я и осекся.

– Кто?

– Демократы, – сказал я и деланно засмеялся.

Она серьезно посмотрела на меня.

– Что-то не так?

– Нет, все нормально. Просто я без тебя одичал.

– Дикарь! – Она прижалась ко мне, и я невольно обернулся на серых людей.

Их не было.

Возможно, они испугались жены, подумал я тогда. Ее аромата. Частички бабьего лета, что привезла она с собой в маминой сумке.

Люди осени действительно боялись лета.

Но кроме них были еще люди зимы…

– Хочу домой, – сказала она.

– Как мама? – спросил я в такси.

– Болеет. Но чувствует себя хорошо.

– А я здоров. Но чувствую себя… – я хмыкнул и заметил в зеркале, как усмехнулся водитель, пряча глаза под козырьком бесформенной кепки.

Серое такси бежало по улицам города, и вода шарахалась из-под его колес.

Третьей моей ошибкой стало то, что я все – почти все – ей рассказал.

Я не собирался этого делать, не хотел пугать ее, да и знал, какая реакция последует. Но бывают моменты, когда невозможно промолчать. Когда к тебе прижимается самый родной человек, шепчет что-то совершенно ненужное, но такое приятное, ласково касается губами мочки уха – и ты не можешь не поделиться…