Михаил Кликин - Соглядатаи

Кликин Михаил

Соглядатаи

Михаил Кликин

СОГЛЯДАТАИ

рассказ

Они повсюду.

Я знаю, вы тоже видели их. Вы скользили взглядом по их неприметным лицам, вы стояли бок о бок с ними в метро, видели их отражения в витринах. Вы видели их, но не обратили внимания и тут же забыли, что видели. Они умеют прятаться. Сливаться с толпой, растворяться в городской сутолоке. Они - тени в подворотнях. Они - колыхание занавесок. Они - блеклые отражения в стеклах. Они - дыхание ветра за вашей спиной.

Они повсюду. Они следят за нами. За каждым из нас. И ждут. Ждут.

Они - слуги города.

Соглядатаи. Охотники. Палачи.

Вы не можете спрятаться от них. Не можете убежать. Все, что вам позволительно - это не замечать их.

И вы не видите их до той поры, пока не совершите ошибку.

И тогда они придут за вами.

Также, как пришли за мной.

Я заметил их и это стало моей первой ошибкой.

Был октябрь, раннее утро, мрачное и унылое. Вот уже которую неделю сыпал мелкий дождь. На улицах было пустынно, только машины мчались мимо тротуаров, взрывая свинцовые лужи.

Я заметил его, лишь когда подошел вплотную - серая тень на автобусной остановке, длинный плащ, поднятый воротник, бесформенная кепка, опущенная на глаза.

- Десятки давно не было? - спросил я у него.

Он промолчал, даже не посмотрел в мою сторону.

- Десятки... - начал было я вновь, но закашлялся. Тяжелый, набрякший влагой воздух рвался из легких, рвался так сильно, что под ложечкой сделалось больно и засипело в груди. Я сплюнул мокроту и увидел необычайно яркую кровь.

- Кровь, - сказал я испуганно.

Туберкулез?

Алые прожилки в сером сгустке слизи. Солоновато-сладкий привкус во рту.

Рак? Проказа?

Перед глазами запрыгали черные точки. Уши заложило звоном и грохотом. Задрожала земля под ногами. Я подумал, что умираю. Повернулся к незнакомцу, чтобы попросить о помощи, и вдруг увидел его глаза - искры жадного интереса в бездонном мраке зрачков.

Грохот усилился. Земля ходила ходуном. Чтоб не упасть, я схватился за столб.

Из-за поворота выполз трамвай. Он сыпал искрами и сотрясал землю. Серое железное чудовище с непроницаемо-черными окнами остановилось на середине дороги, точно напротив человека в плаще, и отворило дверь во тьму утробы.

Незнакомец посмотрел на трамвай.

Потом на меня.

Я все еще давился кашлем.

Он криво усмехнулся и шагнул прямо в лужу, что широко расползлась у бордюра.

Вода расступилась - я видел это.

Она отшатнулась от него, отпрыгнула вихрем брызг.

Он ступил на сухой асфальт.

И пошел к трамваю.

Сухой плащ полоскался на ветру, полы развевались, и мне показалось, что у этого жуткого человека нет ног - одни только ступни. И нет лица - только глаза и кривая усмешка.

Он вспрыгнул на подножку, дверь, урча, прожевала его. Затем трамвай сыто рыгнул и, рассыпая искры, рванул куда-то помимо рельсов.

Через пару секунд он исчез.

Перестала дрожать земля.

Кашель прошел.

Ничего не болело.

Я был в порядке.

И все же я решил вернуться домой, полежать, отдохнуть. Потом позвонить на работу, сказать, что не приду, надо срочно в больницу, провериться.

Рак?

Быть может, возьму отпуск, уеду на несколько дней к жене, она отдыхает у родителей в деревне. Мне давно надо отдохнуть, три года без отпусков, без больничных, работа по двенадцать часов в сутки...

Я забыл про страшного человека и трамвай-чудовище.

Забыл, потому что есть вещи более страшные, чем непонятное.

Рак.

Но когда я уже подходил к своему дому, я встретил другого человека. В сером плаще с поднятым воротником и в бесформенной кепке.

- Ваш трамвай уже ушел, - зачем-то сказал я ему. Он посмотрел на меня и усмехнулся.

Глаз у него не было.

Только хищная ухмылка.

Врач, осмотрев меня, улыбнулся и сказал, что я проживу еще долго.

Вторая моя ошибка заключалась в том, что я не смог, не захотел забыть о них.

Люди осени - серые и безликие, они приходили ко мне во снах. Они стояли рядами, загораживая собой весь мир, и я не мог прорваться сквозь них. А наяву я встречал их на улицах. Не часто - они хорошо умеют прятаться. И все же я порой узнавал их, выделял из толпы и уже не отворачивал глаз. Они тоже узнавали меня. Усмехались. Проходили мимо. Они никогда не смотрели на меня, но всегда я чувствовал их холодные взгляды.

На выходные приехала жена. Я встречал ее на вокзале, а вместе со мной ее встречали серые. Их было двое. Быть может, больше, но я заметил лишь этих двоих. Было многолюдно. На перронах, у касс, в зале ожидания толпились люди, галдели, махали руками, потели. Прокладывая себе путь, надрывно взрыкивали перегруженные жадные носильщики. Люди в форме, с кобурами на ремне и с пищащими рациями просили предъявить документы и требовали денег. Таксисты, словно проститутки выстроившись вдоль стен, говорили что-то завлекательное проходящим мимо людям. Неразборчиво громко хрипел репродуктор. В тихих уголках, устроив себе звериные гнездышки, свернувшись клубком, безмятежно дремали завшивленные бомжи. А эти стояли в самом центре волнующегося людского моря - две серые скалы - и никто их не замечал. Только я.

Жена легко спрыгнула на перрон, нырнула под мой зонт, повесила на меня тяжелую сумку и осторожно поцеловала - я был небрит и запущен. А от нее пахло летом - горячим сеном, пылью, цветами и рекой.

- Ну что за погода, - сказала жена.

- Осень, - ответил я.

- А у мамы тепло. Солнышко светит. Бабье лето.

- Это все они, - сказал я и осекся.

- Кто?

- Демократы, - сказал я и деланно засмеялся.

Она серьезно посмотрела на меня.

- Что-то не так?

- Нет, все нормально. Просто я без тебя одичал.

- Дикарь! - Она прижалась ко мне, и я невольно обернулся на серых людей.

Их не было.

Возможно, они испугались жены, подумал я тогда. Ее аромата. Частички бабьего лета, что привезла она с собой в маминой сумке.

Люди осени действительно боялись лета.

Но кроме них были еще люди зимы...

- Хочу домой, - сказала она.

- Как мама? - спросил я в такси.

- Болеет. Но чувствует себя хорошо.

- А я здоров. Но чувствую себя... - я хмыкнул и заметил в зеркале, как усмехнулся водитель, пряча глаза под козырьком бесформенной кепки.

Серое такси бежало по улицам города, и вода шарахалась из-под колес.

Третьей моей ошибкой стало то, что я все - почти все - ей рассказал.

Я не собирался этого делать, не хотел пугать ее, да и знал, какая реакция последует. Но бывают моменты, когда невозможно промолчать. Когда к тебе прижимается самый родной человек, шепчет что-то совершенно ненужное, но такое приятное, ласково касаясь губами мочки уха, и ты не можешь не поделиться...