Кир Булычев - Старый год

Велосипедисты согласно нажали на педали, и повозка, покачнувшись на откосе, покатилась вниз, к широкой асфальтовой дорожке возле самой воды.

Вельможа развернулся к пассажирам.

– Полагаю, – сказал он, – что у вас есть множество вопросов. Но отвечать на них у меня нет настроения. Вопросы буду задавать я.

Никто с ним не спорил. Велосипедисты мерно жали на педали, велосипеды скрипели. Телега тоже скрипела.

– А машин у вас нету? – спросил Егор.

– Мальчик, я же сказал, что не намерен отвечать на вопросы, – капризно сказал Дантес. Он накрутил на палец длинный светлый локон и дернул за него. Сморщился как от лимона.

– Здесь бензина нет, – сказал один из велосипедистов. Было странно услышать его, потому что лошади не должны разговаривать.

– Он куда-то девается, – сказала вторая «лошадь».

– Помолчите! – оборвал его Дантес. Теперь он запустил тонкие пальцы в бородку.

«Лошади» замолчали. Повозка скатилась на дорожку вдоль воды. И тут Егор увидел, что лодка, в которой приплывали к ним три бандита, стоит полузатопленная у самого берега. В лодке никого не было. Ее мачта наклонилась. Голова Марфуты, насаженная на мачту, чуть приоткрыла глаза, глядя на Егора.

– Ой!

Это был голос Люськи.

– Их уже примерно наказали, – сказал Дантес.

Велосипедисты прибавили оборотов, и повозка быстро покатилась по набережной.

– Ты учишься в школе? – спросил Дантес у Егора.

– В девятом классе, – ответил тот.

– Молодец. Еще год – и окончишь школу. Куда намерен поступать?

– На исторический.

– Решил стать архивной крысой? – Дантес дернул себя за бороду.

Его пальцы не знали покоя – они должны были все время за что-то дергать, куда-то залезать.

– Археологом, – ответил Егор.

Дантес задавал вопросы так, словно был гостем на родительской даче. Будто не сомневался, что Егору предстоит учиться в институте. Может быть, отпустят, подумал Егор. Как будто сидел в тюрьме.

– Ну а ты что нам скажешь? – спросил Дантес у Люськи.

– А вы в самом деле Пушкина убили? – спросила Люська.

– Убил.

– Тогда я с вами разговаривать не буду, – твердо заявила Люська.

Егор подумал: «Как странно, а я ведь его не воспринял как настоящего Дантеса. Если он убил Пушкина, значит, наказание для Дантеса было страшнее, чем смерть для Пушкина».

– Вы тоже наказаны, – сказал Егор. – Полтора века сидите в тюрьме.

– Не думаю, что это – тема для разговора, – сказал Дантес. – Тем более что я занимаю достойное положение.

Навстречу им по набережной шла девушка и катила перед собой кресло с идиотом. Голова того свешивалась набок, и из угла рта тянулась слюна. Видно, нагулялись и возвращались обратно.

– Софья, почему без охраны? – вдруг спросил Дантес. – Не выношу непослушания.

Девушка чуть замедлила шаг и сказала тихо, но так, что слышно было издалека:

– Я не намерена давать вам отчет. Мне не требуется охрана. Лучше охраняйте себя.

– Ха-ха-ха! – громко закричал Дантес.

Девушка покатила кресло дальше. Дантес расстроился, что-то зло пробормотал под нос.

Возле ажурного железнодорожного моста Окружной дороги велосипедисты вытащили повозку на мостовую, и дальше они поехали по широкой набережной. Слева стояли пустые кирпичные дома, справа за чугунной решеткой была видна серая река.

– Этого еще не хватало! – Дантес совсем расстроился. Он смотрел наверх. Над ними медленно летел воздушный шар. Он летел поперек их движения, перелетел через реку. Из корзины шара свесился человечек и что-то кричал. Дантес погрозил ему кулаком.

– Типичный бардак, – сказал Дантес Егору. – Никому нельзя верить. Сказано же – летать запрещено. Слава богу, живем сотни лет и не летаем. И неизвестно, откуда летит, с каким заданием.

Велосипедисты энергично работали педалями, повозка поскрипывала.

– Нам далеко ехать? – спросил Егор.

– В принципе тебя это не должно волновать.

– Еще как волнует, – вмешалась Люська. – Мы хотим отсюда поскорее уехать.

– Кто же внушил тебе такую глупую мысль? – удивился Дантес. – Неужели твой юный спутник?

У Дорогомиловского завода стоял сторож в каске и черном плаще.

Больше им никто не встретился до самого Киевского вокзала. Ехали они долго – все же велосипеды с телегой не самый быстрый вид транспорта. Но больше не разговаривали. Дантес был погружен в свои мысли и на все вопросы отвечал невнятным бурчанием. Да и сам больше ничего не спрашивал.

Егор смотрел на небо, на другой берег реки, на пустые дома, ему казалось, что пустынность этой Москвы – какой-то яд. Он вползает в сердце и превращает тебя в человека-лошадь. Ты готов покорно крутить педали. А раз нет времени, нет часов и нет измерений, то трудно понять, год прошел или десять минут.

– Смотри, – сказала Люська, – это Новодевичий монастырь, правда?

Монастырь изменился. Стены его были некрашеные, в луковке колокольни была большая дыра, парк, отделявший монастырь от реки, исчез. Остался лишь длинный пруд.

Скрип-скрип – колеса повозки, скрип-скрип – педали.

Вот и Киевский вокзал стеклянным ангаром поднимается за площадью, на которой остались – наконец-то Егор увидел их – машины. Забытые на стоянке.

– Это неправильно, – сказал он.

– Что неправильно? – спросила Люська.

Ей стало тепло, она расстегнула пальтишко и откинула на спину серый платок. Волосы ее, зачесанные на прямой пробор, были туго стянуты резинкой. От этой прически голова становилась меньше, а сама Люська казалась старше, чем была в платке.

– Машины не должны здесь оставаться, – сказал Егор. – Машины потом уезжают.

– Мы не знаем, – сказал вдруг Дантес, – что из вещей переходит сюда, а что остается, мы даже не знаем, у чего появляются дубли, а у чего нет. Я тут видел табун лошадей на Садовом кольце. Ты видел, Петренко?

– Мы вместе были, господин Дантес, – откликнулся правый велосипедист.

– Представляешь, табун лошадей! Откуда? Почему? Мы сначала думали, что это видимость.

– Но они прошли, и мы видим – навоз! Честное слово, – вмешался в рассказ другой велосипедист.

Неожиданно Дантес вытащил откуда-то, возможно из-под себя, длинный хлыст и с размаху огрел велосипедиста.

– Больно! – охнул тот.

– Я и хотел, чтобы было больно, – ответил Дантес. – Когда я рассказываю, не влезай.

Петренко и не подумал вступиться за своего товарища.

Повозка въехала на площадь, миновала стоянку машин и остановилась у громадного входа в вокзал под башней с остановившимися часами.

Дантес первым спрыгнул с повозки и пошел наверх по широкой лестнице.

Там стояли два велосипедиста в пожарных касках.

Один из велосипедистов, которые привезли повозку, слез со своей машины и сказал Егору: