Шмиэл Сандлер - Мой любезный Веньямин

вторая

Новая жизнь, новые надежды

Из дневника Уилла Иванова:

1

"Утром следующего дня на работу я не вышел, а стал мастерить глубокую деревянную кадку, куда бережно собирался переселить Веньямина. В горшке ему уже было тесно, пришла пора пускать корни, а для этого необходим простор. Каждые два часа я поливал Веню водичкой и ждал урожая. Спустя сутки, я снял еще двести шекелей. "Однако цветоводство это выгодно, - думал я, - старина был гений!" На работу я в этот день не вышел, а в офис отправил заявление " по собственному..." Представляю, как удивились моему решению девочки: в этот день намечался визит Самсона, в числе других я мог получить порядочный куш и пропустить смену, значило лишиться верного заработка. Ах, знали бы, милые девушки, что за ту же смену мой Веня может перекрыть все мыслимые их заработки. В десять утра мне позвонил хозяин кабинета и поинтересовался причиной моего увольнения. "Не желаю более лизать задницы твоим клиентам" - Сказал я. Наглость моя ошарашила баал а-байта. Разразившись вульгарной бранью, он предупредил меня, что я еще пожалею о своем поступке и в раздражении бросил трубку. "И чего разволновался, - дивился я, - мало что ли претендентов на мое место?" Стоило ему объявить конкурс на вакантное место и от кандидатов бы не отбился. Так он впоследствии и поступил: заменил меня отставным генералом авиации, репатриировавшим из Белоруссии. Иван Брагин, так звали ветерана военно-воздушных сил СССР. Генерал Брагин был крепкий русский мужик, женившийся на еврейке и ради нее пожертвовавший военной карьерой и генеральской пенсией. Ранее он успешно воевал в Афганистане и был не прочь поделиться опытом с еврейскими асами, но в Израиле штурвала ему не доверили, и он стал вышибалой в доме терпимости. Хозяин не упускал случая похвастать перед клиентами воинским званием Ивана, и те не скупились на чаевые. Про генерала подрабатывающего в борделе писали в местной прессе, но мне к тому времени было уже не до него. С утра и до вечера я ходил в радостном возбуждении, пытаясь разрешить назревшую проблему - как повысить урожайность Веньямина, ведь там, где можно собрать двести шекелей в сутки, при научном подходе снимешь триста, четыреста, а то и всю тысячу. А ежели дело пойдет, можно и рощицу Веньяминов высадить, на пощади эдак в десять га. Нет, под открытым небом, пожалуй, не посадишь - найдутся любители заглядывать в чужой огород. В теплицах надо бы. Деньги должны расти без свидетелей. Только теперь я понял, почему у старика временами водились деньги. И вовсе не заграничные то были гонорары, просто в промежутках между экспериментами ему удавалось стричь купоны, которые он, по обыкновению, тут же раздавал каждому кому не лень было просить.

2

Теплые радостные ощущения грели мне сердце в те незабываемые дни. Науку о растениях, ботанику, я знал плохо. Справедливости ради, надо сказать, что я вообще ее не знал. Мне было известно лишь, что иные полевые культуры следует удобрять для роста и урожайности. Из массы всевозможных удобрений я знал один лишь навоз. Наскоро собравшись, я спешно выехал в ближайший киббуц, где меня очень недружелюбно встретил член коллективного хозяйства по имени Ехезкиэль. С этим человеком у меня было шапочное знакомство: в свое время я наезжал к нему с покойным ботаником. Старика он тоже снабжал навозом, как я тогда полагал, для выращивания помидоров. О том, что ботаник растит еще кое-что кроме томатов, я, понятно, в те времена не догадывался. Старик сам представил меня Ехезкиэлю, сказав, что по-русски его зовут Изя и в киббуце он заведует коровником: - К беседам зав не расположен и русских не привечает, - предупредил меня ботаник. - Ему кажется, что они распустили колхозы в России и теперь прибыли в Израиль разваливать киббуцы. Чтобы переговоры наши прошли в более дружественной обстановке я сунул Изе сто шекелей в лапу. Получив взятку, скотник тут же изобразил на лице обязательную улыбку, из тех, что надевают на себя деятели дипломатического корпуса, и предложил мне, не стесняясь, выложить свои затруднения. Он сказал мне, что всей душой готов помочь соотечественнику, гражданину и просто русскому человеку. Если бы я накинул к гонорару еще с пол сотни, он назвал бы меня, другом, братом и родным отцом. Как однако велико воспитательное значение денег. Знал ведь старинушка, с какой стороны подойти к человечеству. Я унес из киббуца два мешка птичьего помета. Ехезкиэль проводил меня до самой остановки. Когда я садился в автобус, он помог мне взобраться в салон, а прощаясь, сказал: - Товарищ, я могу поставлять вам всякий помет, вплоть до человеческого. Бедняга довольствовался в киббуце одним лишь пайком в коллективной столовой. За всю свою долгую трудовую жизнь он впервые держал в руках настоящие деньги. Ни разу в своей жизни он не получил жалование, и чем старше становился, тем меньше верил в силу коллектива. Единственное в чем он был еще уверен, так это в своей супруге Эстер. Впрочем, в самом коллективе мнение на сей счет разделились. Иные утверждали, что должность начальника скотного двора Изя получил благодаря шашням Эстер с секретарем киббуцного правления Ароном Брудерманом. Арон знал толк не только в бухгалтерских книгах, но и в женщинах. В последнее время он писал трактат о зарождении киббуцного движения в Израиле. Это было фундаментальное произведение, в котором автор делился с потомками своим опытом по управлению коллективным хозяйством. Все ценные мысли относительно передового метода хозяйствования в условиях капитализма, записывала за ним жена Ехезкиэля, состоявшая при нем секретаршей. Арон по обыкновению надиктовывал ей текст допоздна. В частые промежутки между зарождением ценных мыслей, он делал продолжительные паузы, которые заполнялись производственной гимнастикой. Некогда Арон занимался борьбой. К этому виду спорта он склонял и супругу Ехезкиэля. Душными осенними вечерами секретарь отрабатывал с Эстер один и тот же прием, именуемый в классической борьбе - работа в партере. Ехезкиэль был горд тем, что Эстер имеет отношение к написанию исторического произведения и ради этого готов был простить людям все слухи, которые они распространяли о его благоверной"

Глава двадцать третья

В теплой компании

1

Изю я нашел в больнице, в соседней от Уилла палате. Узнав об измене супруги, он искалечил Арона, поджог родное хозяйство и был направлен в соответствующую инстанцию на предмет определения вменяемости. В инстанции нашли, что Изя склонен к тихому помешательству и подлежит срочной изоляции, поскольку загорелся бредовой идеей уничтожить на корню киббуцное движение в Израиле. Я просил его рассказать об Уилле, но он заявил, что такого не припоминает (в последние два месяца они проживали в смежных палатах и часто виделись в столовой) и вообще просит оставить его в покое, так как он занят критикой устаревшего метода коллективизации страны. Бернштейн не знал, куда поместить скотовода. Поначалу он хотел устроить его к политикам, но вспомнив печальный опыт Уилла, отказался от этой идеи.