Андрей Лазарчук - Штурмфогель, Коммандос верхнего мира (не окончено)

Крит, авиабаза Вамос, 13 февраля 1945. 16 часов

Волков закатил мотоцикл за сараюшку, чтобы не вводить в соблазн случайных прохожих, и по каменистой тропке поднялся наверх, до развалин. Здесь он сбросил рюкзак, раскатал по земле кусок овчины, лег на бок и стал смотреть вниз. Сверху аэродром производил отвратное впечатление: как след каблука на лике иконы. Волков не был религиозным - как не мог быть религиозным никто из знающих, что такое Верх - но с некоторых пор его притягивала к себе обрядовая сторона религий. Собиравшиеся вместе жалкие безверхие людишки на какие-то минуты возвышались над собой, тянулись, почти проникали: Хотя бы за это их стоило уважать. Он вынул из рюкзака бутылку узо, лепешку, ком сухого соленого сыра, кулек с оливками. Оливки были огромные, с голубиное яйцо. Волков хлебнул прямо из горлышка. Узо он не любил: густой анисовый запах напоминал о детстве и болезнях. Но сейчас ему нужно было именно такое - чтобы помучить себя. Сегодня при заходе на посадку у "Тандерболта" не вышла одна из стоек шасси. А та, которая вышла, не захотела убираться обратно. Пилот приказал Волкову прыгать. Волков не подчинился, сказал: орудуй, меня здесь нет. Полчаса пилот крутил самые резкие фигуры, которые могла себе позволить эта тяжелая скоростная машина. Потом он пошел на посадку на одной ноге, ударил ею о полосу и увел машину вверх - и так раза четыре. Наконец застрявшая стойка выпала. Когда они сели, пилот был бел, потен и слаб; Волков же словно проснулся на некоторое время - и вот опять погружается в слепой неотвратимый сон: Потом он увидел своих коммандос. Три десятка американских мальчиков, благоустроенных, уверенных во всем - а главное, в своей бесконечной правоте. Те камешки и кирпичики, которые они помимо своей воли вкладывали в поддержание Верха, были такие же, как они сами: правильные, тверденькие, надежные, не допускающие неверия и сомнения. И - такие же простые, однозначные, граненые, ограниченные. Раньше таким путь наверх был заказан. Разве что чудом: Теперь их гонят туда батальонами. Он сделал еще несколько глотков. Стал жевать оливки. Потом отковырнул кусочек сыра. Чувство, что он делает не то, возникло у него давно. Еще в сорок втором. Тогда он создавал разовую группу во Франции, и все кругом шептались: "Сталинград держится!" Хотелось быть русским, советским. Он не мог. То, что с ним - с ними со всеми - сделали на родине в тридцать восьмом, потом в тридцать десятом, сороковом - все это постепенно представало в новом свете. Просто на смену зарвавшимся в своей самостоятельности рыцарским орденам приходила регулярная императорская армия, на смену благородным монахамрыцарям - солдаты срочной или бессрочной службы... И всё! Если уж быть диалектиком, то до конца. То есть - признавать власть этих смешных законов и над собой тоже: Повсеместно - и во всех землях, и во всех отраслях - на первый план выходили маленькие люди и говорили: это моё. И это моё. Потому что нас много: Лишь Германия попыталась возразить этому императиву - и на нее бросились все скопом, искренне забыв о собственной исконной вражде. Императоры маленьких людей почувствовали настоящего врага. Сколько немцы еще продержатся? Полгода, год? Вряд ли: Если не произойдет чуда, на которое намекал Дятел: Так непочтительно Дятлом - Волков обозначал своего информатора в "Факеле". Стучи, мой друг, стучи. Всё в жизни мелочи: какие сволочи: Он вспомнил, как писали стихи в стенгазету: "С Новым 1937 годом!" Шумно, весело. Дешифровальщик Дальский, знавший сорок с чем-то языков и сочинявший поэму о старике, который одновременно был аистом, на всех этих сорока языках: и из того же отдела Берта Геннадиевна, певшая под гитару о городах над небом и о реках, взбегающих к снежным вершинам гор, где живут белые тигры. Приходил начальник, Глеб Иванович, подпевал. Почему-то казалось, что теперь всё будет только хорошо и с каждым годом лучше, лучше и лучше. И вот надо же - куда занесло: Он увидел, что в бутылке остается еще треть. Улыбнулся этой трети. Точно так же встречали четырнадцатый год. Отец достраивал в Сибири свой очередной мост и приехал только на неделю. От него пахло крепким табаком и дегтем - им он смазывал воспалившиеся десны. Елку украшали в зале, зал заперли на ключ, и дети - Алексей, Александр, Алина - подглядывали в щелку: Прошлым летом семья ездила отдыхать в Италию - в Рим, Неаполь, Венецию - а на это лето отец предложил отправиться в Германию, в гости к новому другу, тоже инженеру-мостостроителю: Все могло быть только хорошо - и с каждым годом лучше, и лучше, и лучше. Маменьку и Алину забрала испанка. Алексей ушел с добровольцами, и никаких известий от него больше не было. Отца взяли в заложники и расстреляли в двадцатом. И наконец последний из Волковых, беспризорник Саша, попал в двадцать втором в полтавскую колонию к Макаренко и там был распознан самим Глебом Ивановичем. В шестнадцать лет он стал сотрудником Спецотдела. На тот момент - самым молодым. Война, революция, переворот, гражданская война - все открылось для него с новой неожиданной стороны:

Женева, 13 февраля 1945. 22 часа

Только когда рука Салима перестала вздрагивать, Штурмфогель отпустил ее и встал. В комнате горела лишь настольная лампа, развернутая на стену. Пятно света напоминало маленькую ослепительную арку. Вот и всё, подумал он. Вот и всё: То, что лежало на кровати, еще вчера было двумя людьми: задиристым подростком и жовиальным, радостным, пузырящимся мужчиной. Теперь осталось: он даже не мог подобрать слов. Коряга. Через несколько дней исчезнут последние человеческие черты. Там, внизу, останется не приходящий в сознание Салим - и тихий, заторможенный, туповатый Полхвоста. Отныне и навсегда - просто Михаэль Эрб. Помнящий где-то в глубине - невыносимой, недоступной сознанию - о Верхе, - и потому на всю жизнь несчастный. Антон ждал под дверью. - Они отплыли. - Вдвоем или втроем? - Втроем. - Отлично. Как давно? - Так: семнадцать минут назад. Топмачтовый фонарь еще ясно виден. Мотор не заводят, идут под парусом. - Что в доме? - Горит свет. - Начинаем. :Сегодняшний день для Натана Коэна по прозвищу Рекс выдался потрясающе удачным. И если поначалу у него еще были какие-то сомнения по поводу Никиты и Джо, то потом они начисто исчезли. Во-первых, так нельзя сыграть - Рекс был в этом убежден. Во-вторых, история, рассказанная Никитой, получила вдруг подтверждение, да какое!.. Джо Холгерсон, бывший когда-то подданным шведского короля, еще до начала войны занимался промышленным шпионажем в пользу крупных европейских концернов. С началом войны его таланты затребовало государство, и Джо стал без разбору отсылать всю информацию, проходящую через его руки, генералу Доновану. С течением времени его активизировали: он получал задания на поиск тех или иных данных. В конце концов, проанализировав сами эти задания, он вычислил детали программы, на которую работал. Так умный химик по реестрам железнодорожных перевозок способен вычислить формулу и технологию производства секретной взрывчатки: И теперь в нескольких папках, хранившихся в тайнике на его яхте, содержалось подробное описание двух видов сверхроружия, причем одно из них можно было клепать буквально в любой деревенской кузнице: Скорее всего, Холгерсона сгубила жадность. И глупость. Он пытался шантажировать государство. То есть - самую крутую и беспринципную банду, которая никогда не останавливается ни перед чем. Он еще раз пролистал описания. Гидродемистификатор, прибор, испускающий лучи, возвращающие обычной воде ее исконные химические свойства: замерзание при минус восьмидесяти и испарение при плюс пятнадцати; примененный по человеку, такой луч обращает его в десяток килограммов идеально сухого серого порошка. Правда, технология производства была сложна и неспециалисту непонятна. А вот "мизерикорд" - небывалое до сих пор оружие для уничтожения сверху одновременно обеих личностей: и верхней, и нижней, - представлял собой устройство настолько простое, даже примитивное и по идее, и по конструкции, что непонятно было, почему до этого додумались только сейчас. Рекс был отчаянно рад, что это попало ему в руки. Могло ведь и не попасть: Плохо быть младшим братом. Более активным, более талантливым, чем старший, но при этом - младшим. То есть - всегда в тени. И вот наконец представился случай доказать, кто здесь на самом деле настоящий крутой парень. Такого душевного подъема Рекс еще не испытывал никогда. - У нас есть портвейн? - спросил он Никиту. - Да-а:- Никита растянула ответ. - Портве-ейн: - и как-то натянуто хихикнула. - Ты не любишь портвейн? - спосил Рекс. - У меня с ним связаны специфические воспоминания, - сказала она чуть жеманно. - Может, лучше коньяк? Или ром? - Ром, - решил Рекс. От Никиты пахло сандалом и чем-то еще, не менее притягательным. Он уже понял, что эта ночь будет их ночью. Впервые за долгое время Рекс почувствовал готовность расслабиться: Удар в борт был силен. Рекс, схватив пистолет, бросился из рубки - и был сбит с ног жестким ударом в лоб. Сознания он не терял, но на несколько секунд потерял способность двигаться. Захватчикам этого хватило. Шестеро в темных комбинезонах скрутили руки женщинам, бросили Рекса в капитанское кресло: Один из них наклонился над ним. На лице написана была крайне брезгливая мина.