Исай Давыдов - Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник).

— Non intellego.

«Как это не понимать таких слов? — подумал я. — «Куба» и «Фидель» на всех языках звучат одинаково… Кто же она?»

Вдруг девушка заговорила сама. Она сказала какую-то короткую фразу, из которой я уже абсолютно ничего не понял. Даже латинских корней не уловил. Зато мне послышались в этой фразе древнегреческие окончания «гос», «лос». Я не учил древнегреческого, но словарями-то иностранных слов пользовался… Однако это была уже какая-то явная чепуха — латынь, древнегреческий у современной девчонки…

— Что она сказала? — спросил Витька.

— Не понял, — ответил я. — Это, кажется, даже не латынь. Это похоже на древнегреческий.

И, повернувшись к девушке, я ответил ей ее же словами:

— Non intellego.

И увидел, что после моих слов глаза ее стали еще более грустными.

— Рома? Италия? — вдруг спросил ее Витька.

— Ita, ita, Roma![7] — Девушка обрадованно улыбнулась Витьке, и я заметил, что у нее красивые, ослепительно белые зубы.

Конечно, Витька — гений. Наверняка она итальянка. Как я сразу не сообразил? Какая-нибудь ревностная католичка, которая знает латынь, как свои пять пальцев. Они ж там молятся на латыни… Девушка смотрела на Витьку. Она ждала, что он скажет что-нибудь еще. Но Витька не знал ни итальянского, ни латыни. Он ничего не мог сказать ей. Говорить должен был я. А у меня вертелась на языке лишь одна фраза — на этот раз уже чисто профессиональная, юридическая. И я сказал эту фразу:

— Audiatur et altera pars! [8]

И девушка немедленно повернулась ко мне и с ожидающей улыбкой приоткрыла губы.

Она готова была меня выслушать. но что я мог сказать ей? Я ведь, по существу, тоже не знал латыни.

Я забыл даже то, что с грехом пополам сдавал на тройку. Я мог только, как попугай, произносить вызубренные изречения и не мог составить ни одной вразумительной фразы.

Я протянул ей пачку сигарет. Может, она курит? Она взяла эту пачку осторожно, как что-то незнакомое и непонятное, оглядела ее со всех сторон и тихонько положила на траву.

— Audio, — сказала она.

Я понял. Мы когда-то спрягали этот глагол. Она сказала: «Я слушаю». А что я мог сказать ей?

И вдруг — о счастье! — я вспомнил, что мне приходилось когда-то зубрить «Памятник» Горация. Наш толстый латинист не принимал зачета у тех, кто не знал «Памятник». Хочешь не хочешь, а зубри…

— Экзеги монументум, эрэ перэнниус, — затянул я, — регаликве ситу, пирамид альтиус, квод нон имбер эдакс, нон аквиль импотенс поссит дируер аут иннумерабилис аннорум сериес эт фуга темпорум…

Я читал «Памятник» уверенно, бойко, без запинки, хотя не смог бы так же бойко и без запинки перевести его. Значение многих слов забылось. Помнилось лишь их звучание.

Девушка слушала меня и улыбалась. Потом тихо сказала:

— Horatius Flaccus…

Я решил, что момент подходящий. Я показал рукой на Витьку и назвал его имя:

— Виктор.

Затем я прикоснулся рукой к своей груди и назвал себя:

— Михаил.

Затем я протянул руку к девушке и произнес латинское слово, которое еще помнил:

— Nomen! [9]

Она поняла. Она улыбнулась и негромко повторила:

— Виктор… Михаил.

Потом она показала рукой на себя и сказала:

— Корнелиа…

— Корнелия, — повторил я и улыбнулся ей. И Витька тоже улыбнулся и повторил:

— Корнелия…

Главное было сделано — знакомство состоялось. Теперь дело было за небольшим — узнать, как она здесь оказалась и что собирается делать дальше. Я взял лежащую возле Корнелии на траве пачку сигарет, вытащил одну, закурил и стал мучительно перебирать в уме немногие из запомнившихся мне латинских слов, пытаясь найти среди них подходящие. Но подходящих почему-то не находилось. Корнелия с любопытством следила за моими движениями. У нее был такой взгляд, будто она впервые видела, как закуривают сигарету.

«Странная девчонка!» — подумал я и решил, что проще всего было бы спросить у нее, где ее друзья, то есть, те, с кем она приехала. Слово «друзья» я знаю. «Где» — кажется, ubi… Есть такое изречение:

«Ubi bene — eadem patria» — где хорошо, там и родина. Значит, осталось слово «твои» или «ваши». Ага: «мой» — meus, «твой» — tuus. Зубрили когда-то и это. Итак…

— Ubi tuus amici sunt? — спрашиваю я.

Кажется, я говорю что-то не так — «tuus» ведь склоняется. Но, видно, Корнелия понимает меня, хотя и улыбается моей ошибке. Она поднимает руку и говорит только два слова:

— Longe sunt.

Я знаю эти слова, Я ведь учил еще и английский. Long длинно, далеко. Значит, ее друзья далеко. Но где далеко — на небе? Может, и впрямь эта девчонка прилетела на летающей тарелке? Но только откуда она знает латынь? Ведь не на латыни же говорят жители Венеры… И почему она знает Рим? Чепуха какая-то! Может, она просто сумасшедшая? Не похоже. Нет! Надо вносить полную ясность! Эх, дьявол! И за что я тогда так не любил латынь?..

Я снова выискиваю в своей памяти слова. Наверно, по-английски я сказал бы это сразу: «When did you Tome in the USSR?» — «Когда вы приехали в СССР?» Но как сказать это по латыни? Там ведь и слова-то такого нет — «СССР». И даже слова «Россия» там нет. Слишком уж допотопный язык!..

«Veni, vidi, vici…» — услужливо подсказывает мне память. — «Пришел, увидел, победил…» Ага! Veni! Это то, что надо! Вопросительные слова по-латыни часто начинаются с «qu». «Quen», что ли? Нет! Не то… Ага — «quando!» До чего ж глубоко в памяти сидят нужные вещи! Сразу и не докопаешься. Вот у Витьки в электронных машинах это просто; все, что машина запомнила, — сейчас же и к услугам. А тут ройся, ройся в своих извилинах!.. Итак, значит…

— Quando venisti in Soviet Union?

Она отвечает быстро и, как мне кажется, обрадованно:

— Quod «Soviet Union» est?

Она произносит это очень естественно и просто, как будто в ее вопросе нет ничего особенного. А ведь я понимаю ее вопрос. Quod — это «что». Она спрашивает, что такое Советский Союз. Об этом может спросить только либо сумасшедший, либо существо с другой планеты. Но она не похожа на сумасшедшую. Совершенно не похожа. И она не похожа на существо с другой планеты. Она слишком земная и говорит на земном, хотя и древнем языке. И все же она не знает, что такое Советский Союз, хотя находится в нем. И не знает слов «Куба» и «Фидель». Но знает слово «Рим». Странно! Очень странно все это! Однако сейчас ей нужно ответить, И снова память выталкивает зазубренные слова, которые дают мне ключ. «Terra incognita» — неизвестная земля. Это-то я знаю! Как часто латинист говорил это про меня! Что, мол, для меня латынь — terra incognita… Ладно!.. Сейчас «неизвестную» можно отбросить. Мне нужна «земля». Еще бы вспомнить слово «эта»!

«Hie, haec hoc, iste, ista, istud», — выскакивают вдруг заученные некогда местоимения. Ура! Эврика!