Дальней дороги - Владимир Дмитриевич Михайлов
— Мы не думали помешать вам, — торопливо произнес тот из рамаков, который стоял ближе.
— Нет, — сказал человек, махнув рукой. — Все равно…
Он хотел сказать: все равно у меня не хватило бы смелости, но решил, что рамаков это совершенно не касается.
— Мы сожалеем. И сразу же признаемся, что мы здесь не случайно: наши дежурные там, наверху, наблюдали за вами. Потому что вы единственный, кто может дать нам требуемую информацию.
Человек с любопытством посмотрел на рамака.
— Скажите, ваш лексикон и прочее: это записано или вы обходитесь каким-то другим образом?
— Это не запись, конечно, мы говорим, как и вы. Только у вас в основе лежит механический принцип, у нас — то, что вы называете электроникой.
— Устройства, наверное, достаточно сложны. Но ведь между собой вы не разговариваете?
— Разумеется, нет: медленно, и не нужно. Это — лишь для вас. Впоследствии при воспроизводстве мы исключим этот аппарат, как только надобность в нем отпадет.
— Ну да, — сказал человек. — Я так и думал. Так чем же могу помочь?
— Мы знаем, что вы — представитель Звездного флота.
— Что ни слово, то загадка, — пробормотал человек. — Откуда вы, например, знаете, что существует Звездный флот? В вас заложена какая-то информация?
— Во всяком случае, не в виде программы, как представляет большинство из вас. Просто мы, в отличие от людей, используем свой мозг полностью, а не на несколько процентов, поэтому каждый из нас запоминает большое количество информации. Источники же ее до сих пор нам предоставляли люди. Кроме того, существует, конечно, опыт.
— Благодарю вас. Я ведь до сих пор встречался с вами всего лишь однажды, и…
— Все, что вас интересует относительно нашего строения и возможностей, безусловно, содержится в данных, которые у вас есть.
— Да, — сказал человек, — но я терпеть не могу такого рода литературу. Предпочитаю получать сведения из первых рук.
— Мы тоже, поэтому мы и обратились к вам.
— Тогда спрашивайте, потому что времени у меня, — он взглянул на часы, — не так уж много: вечером у меня свидание, которое я и в самом деле не хотел бы пропустить.
— Скажите, вы много летали в космосе?
— Если вас интересует время, то пятнадцать лет. Если же расстояние, то я, право, затруднился бы подсчитать сразу.
— Не нужно. Не можете ли вы назвать число планет в других системах, на которых вы бывали?
— Н-ну, — сказал человек, — думаю, что-то около двух десятков. Вы хотите, чтобы я рассказал вам о них?
— Нет, наоборот, мы хотим, чтобы вы лишь отвечали на вопросы.
— Ах вот как. Слушаю?
— Встречались ли вам планеты, чья поверхность целиком покрыта водой?
— Да.
— Сколько?
— Одна.
— А такие, где воды на поверхности нет совсем?
— Конечно. Почти половина.
— Планеты, совершенно или почти совершенно лишенные атмосферы?
— Сам я на таких не высаживался: мы предпочитали поискать что-нибудь более подходящее. Но такие нам встречались. Во многих системах первые планеты расположены настолько близко к светилу, что…
— Это понятно.
— А что вам непонятно?
— Пока таких вещей нет. Ответьте, пожалуйста…
Допрос продолжался еще с полчаса, потом рамак сказал:
— Это все, благодарю вас.
— Теперь ответьте вы: зачем вам все это?
Рамак мгновенно ответил:
— Мы хотели сравнить наши выводы с практическими данными.
— Ну и что же?
— Все в порядке.
— А зачем вам заниматься этим сейчас, — спросил человек, — если вскоре вы начнете накапливать информацию такого рода куда быстрее и куда более полную, чем это делаем мы?
— Ваш вопрос очень сложен, — ответил рамак. — Я сейчас ничего не могу вам сказать. Вы чувствуете удовлетворение вследствие того, что побывали на многих планетах?
— Удовлетворение? — задумчиво переспросил человек. — Очевидно, да. Хотя мне и трудно было бы провести четкую грань между удовлетворением от самого факта и тем чувством, с которым мы, люди, вспоминаем о том, что происходило в молодости.
— Но ведь вы летаете и сейчас?
— Сейчас я просто не представляю себе иной жизни.
— Вы, по-видимому, не подвергались большой опасности за годы, проведенные вне Земли. Но такие опасности существуют?
— Кое-какие опасности существуют, — ответил представитель Звездного флота.
— И еще: как относится время, проведенное вами на планетах, к времени, ушедшему на передвижение в пространстве?
— Тут не обойтись без вычислений… Во всяком случае, в пространстве мы проводим куда больше времени, чем на планетах.
— Мы удовлетворимся и такой точностью. Не хотите ли вы спросить о чем-нибудь нас?
— Готовы ли вы к завтрашнему испытанию?
— О, сделать все то, что нужно вам, не составляет трудностей.
— А что нужно вам, кроме этого?
— Об этом, — сказал рамак, — мы думаем. Но нам пора. На полигоне считают, что мы не должны отлучаться: люди не привыкли к нам. Хотя вы, например…
— О, — любезно сказал представитель, — мне случалось видеть и не такое.
— А вам не случалось встречать в пространстве жизнь, похожую на нас?
— Если бы случалось, об этом знала бы вся Земля.
— Итак, до свидания, мы летим.
— До завтра, — вежливо сказал представитель Звездного флота.
Он проводил рамаков взглядом; они отплыли в сторону, чуть покачиваясь в воздухе, скользя над самой травой, так что можно было подумать, что это удаляются люди в старинных, до пят, одеждах, надетых поверх металлических доспехов. Затем, один за другим, рамаки взмыли в воздух.
— Счастливого пути, — пробормотал представитель. — Однако я начинаю сомневаться, даст ли завтрашнее испытание полное представление о том, что можно и чего нельзя ожидать от них. Разумеется, проспекты и описания не дают полной информации, да и кто может дать исчерпывающую информацию о такой не простой вещи, как разум?
Он вспомнил женщину с папоротником и вздохнул.
Он двинулся дальше, в глубь леса, с наслаждением вдыхая густой и, казалось, зеленоватый воздух. Прошло довольно много времени, в продолжение которого он не вымолвил ни слова, только глядел и дышал. Несколько минут он простоял под сосной, глядя на еще одну белку; на этот раз он не испугался. Затем его надолго задержало суетливое население высокого муравейника, сложенного из сухой хвои.
Стояла лесная тишина, которая никогда не бывает полной, но не надоедает и не беспокоит. Где-то стучал дятел, в противоположной стороне насвистывала еще какая-то птица. Затем в ее пение вмешалась еще
