Евгений Загданский - Прыжок в бессмертие
Из-за куста показалась голова еще одного беглеца. В лунном свете глянцем блеснул косой, через весь лоб, шрам.
"Еще немного. Мужайтесь. Худшее позади. Вы слышите гул?"
Не первый раз он отдавал им частицу своего мужества, своего неукротимого стремления к жизни.
Снова люди стали вслушиваться в темноту.
Но вот чьи-то руки бережно положили четыре ломтика хлеба на помятый газетный лист. Людей не было видно. Они слились с густой тенью кустарника, и луна освещала только лежащий подле них обрывок газеты и четыре высохших ломтика хлеба.
Эту ночь, прерывистый шепот и бешено стучавшее сердце забыть невозможно.
Вот протянулись к хлебу длинные, худые пальцы. Нервным движением они схватили хлеб и снова ушли в темноту. Потом другие руки. Они бережно берут свой хлеб, чтобы не уронить ни одной крошки... Что в этом жесте? Традиционная манера славян обращаться с хлебом? Или желание во что бы то ни стало использовать малейшую возможность в борьбе за жизнь?
Темная плоская туча закрыла своим крылом диск луны. Стал накрапывать мелкий дождик.
Мелкий дождик... Но как громко стучит он по газетному листу. Бумага намокла, перестала топорщиться, осела, а оставшийcя четвертый кусок хлеба быстро набряк и стал заметно больше.
Если бы не этот дождь, то могло бы показаться, что весь мир вымер, а они остались живыми просто случайно. Они, по всей вероятности, знают об этом - потому и боятся подняться с земли и прячутся в тени кустов...
А на голых ветвях деревьев покачиваются длинные и узкие станиолевые полосы-так на высохших кладбищенских венках ветер перебирает траурные бумажные ленты.
Плоская туча выпустила из своих объятий диск луны; прекратился дождь, мягкий свет снова упал на газетный лист.
Треснула, обломившись, веточка, и чья-то рука протянулась к четвертому ломтику. Мягкий от дождя хлеб легко разламывался на части.
Тот, кому принадлежал этот четвертый кусок хлеба, погиб. Но каждый из оставшихся в живых сознавал, что если бы погибший не был так мужественен, если бы не обладал таким хладнокровием и выдержкой, то погибли бы все четверо. Он помогал им даже после своей смерти. Его порция хлеба добавит им немногo сил, и, кто знает, может быть, они явятся решающими в этой изнуряющей борьбе.
Вдруг свет луны погас... На западе в красноватых отблесках вырос лес, слева и справа распласталась плоская равнина, с востока двигался огненный вал. Всплески огня помогли найти воронку от бомбы... В одно мгновение в ней оказались все трое... И снова, в какой раз, люди прижались тесно к земле, так тесно, что, казалось, их невозможно оторвать ни друг от друга, ни от земли...
...В грохоте и вое, лязге и скрежете пронесся над головами огненный вал и сжег реальность нацистских застенков...
Это была ночь страха и надежды. Он запомнил ее на всю жизнь. Эсэсовцы, выгнав заключенных из лагерей, направили их из Заксенхаузена колоннами к гамбургскому порту. Они хотели погрузить сотни тысяч людей в пустые баржи, вывести в море и там пустить на дно.
Если бы не мужество товарищей, его, Росси, давно уже не было бы в живых. Да, судьба одного зависит от судьбы всех.
В ту ночь, освещенные огненным заревом, надвигавшимся с востока, они торжественно поклялись отдать людям каждый день вновь обретенной жизни.
И каждый раз в тяжелую минуту в памяти Росси возникала эта ночь, и звучали слова шепотом сказанной клятвы. Может быть, именно эти воспоминания помогали ему жить в ладу со своей совестью? Однако теперь положение казалось особенно сложным. Видения далекого прошлого исчезли, память Росси с необыкновенной силой и ясностью представила бледное лицо маленькой Джен с черными тенями от длинных ресниц. Потом перед глазами вдруг возникал холодный, властный профиль Байлоу, его тяжелый подбородок... Росси видел Солидад с ложечкой лекарства в руке, склоненную над кроватью своей дочери, а затем холеные пальцы Байлоу, нервно отбивавшие ритм марша...
Росси потер ладонью виски, хотел отогнать мучающие его мысли... Вдруг в дверь кто-то тихо постучал.
- Входите.
Росси вздрогнул: в прямоугольной раме двери появился Манджак, молодой, двадцатилетний, точно такой, каким он был в далекие студенческие годы.
Вскочив на ноги, Росси хотел было броситься к нему, но овладел собой. Затем смущенная улыбка появилась на его лице.
- Напугал ты меня, Майкл... Мне показалось... Очень уж ты похож на своего отца...
- Это лестно,- пробормотал Майкл,- но мой отец считает, что важно не внешнее сходство...
- Твой отец, твой отец,- возбужденно перебил его Росси,-он всегда все усложнял-это его главная отличительная черта... Почему он не мог приехать? Раньше у нас принято было иначе... Кроуфорд ведь приехал... Хотя его помощь мне меньше всего нужна...
Майкл внимательно рассматривал этого подвижного и энергичного человека. Правильные черты лица, черные большие глаза под короткими, чуть приподнятыми вверх бровями. Он говорил быпро, не заботясь о том, удастся ли собеседнику уловить ход его мысли.
По землистому цвету лица, по воспаленным глазам Майкл понял, что Росси последние дни много и напряженно работал.
- Отец ожидает вас на острове Корда...- Майкл попытался прервать быструю речь Росси.- Он не может оставить свою работу ни на один день.
- Твой отец мне нужен был здесь. В свое время он пытался проникнуть в тайны клеточного ядра, мечтал о том, чтобы искусственно воссоздать механизм обновления клетки...
- Последние годы он разрабатывает несколько иную проблему,- смущенно заметил Майкл.- Впрочем, и эта проблема тесно связана с клеткой...
- Что же Манджак поручил передать мне?- Росси бросил быстрый взгляд на Майкла.
- Он поручил мне собрать исчерпывающую информацию о больной, выяснить с предельной точностью ее биохимическую индивидуальность, записать послойную схему электрических связей ее мозга. И просил все мои работы держать в строгой тайне...
Круто остановившись посреди комнаты, Росси сокрушенно покачал головой:
- Анализы, анализы и еще раз анализы... Больные воспринимают это как утешение только в начале болезни... Но когда болезнь принимает хронический характер, они начинают догадываться, что за бесчисленными анализами скрывается не мудрость врачей, а их бессилие...
- Он не мог ничего определенного пообещать.
-- Гм... Пообещать...
- Но отец поручил мне приготовить препарат для воссоздания митрального клапана.
- Операция на сердце? Клапан из пластмассы?
- Нет... Введение при определенных условиях в ткань сердца особого препарата. Он должен быть приготовлен из здоровых, жизнеспособных клеток митрального клапана...
- Удавались ли отцу аналогичные эксперименты?
- Да. Ему удавалось восстанавливать почки и селезенку. Затем он эти опыты оставил и занялся более общей проблемой...
- Ну, что ж. Готов поверить...
- Я хотел бы также получить всю биохимическую информацию о девочке...
- Это необходимо для операции?
- Нет, полная информация об организме ребенка нужна на всякий случай...
- Что вы имеете в виду?
- Если наши усилия не помогут, то отец попытается применить новое средство.
Взгляд Росси прервал Майкла на полуслове. Майкл понял, что поступил бестактно, и готов был провалиться сквозь землю. Густой румянец залил его щеки. К счастью, внимание Росси отвлек экран видеофона. В голубом сиянии появилось лицо молодой женщины в белой шапочке врача. Женщина стала подробно излагать последние сообщения о новых попытках борьбы с лейкемией, предпринятых врачамиФранции. Майкл не мог не обратить внимания на поведение Росси. Вначале, впившись глазами в экран, он старался не пропустить ни одного слова. Рука торопливо делала какие-то заметки на листе бумаги... Затем Росси некоторое время слушал просто из вежливости. Несколько раз он хотел прервать сообщение, но почему-то не решался.
Не зная, чем занять себя, Майкл стал рассматривать кабинет ученого. Большая, с высоким потолком комната была почти пуста. Вдоль стен невысокие стеллажи с книгами, возле окна - письменный стол, несколько глубоких кресел и низенький столик с большим экраном видеофона.
В противоположном углу Майкл увидел известный ему со слов отца знаменитый подарок Кроуфорда: часы в виде глобуса. Глобус медленно вращался, выбрасывая на светящееся табло цифры. На той же мраморной доске, рядом с голубым глобусом, поблескивая желтой костью, стояла миниатюрная модель скелета с косой в руке. Жизнь и Смерть плечом к плечу. После каждого прошедшего часа Смерть широко взмахивала косой...
Кроуфорд считал, что такие часы могут украсить кабинет любого ученого, познавшего цену времени, ну, а для врача, по его мнению, это просто находка. Вначале подарок раздражал Росси, шутка казалась ему просто неостроумной, но впоследствии он привык к часам и перестал их замечать.
Книжные полки слева от письменного стола были переполнены справочниками по математике... Но это не удивило Майкла - какой настоящий ученый сейчас может обойтись без математики? Тем более Энрико Росси, человек, взя.вший на себя задачу разработки универсального электронного консилиума.
