Орсон Скотт Кард - Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера
– Ты хочешь сказать, что за двадцать лет я тоже изменюсь к лучшему?
– Я думаю, мне будет еще хуже, чем если бы ты умерла.
– Нет, Эндер, это именно смерть. И ты будешь знать, что убил меня.
Он моргнул:
– Ты это не всерьез.
– Я не стану писать тебе. С чего бы? Для тебя пройдет неделя или две. Прилетишь на Лузитанию, и компьютер выдаст тебе письма за двадцать лет от человека, которого ты оставил всего неделю назад. Первые пять лет, конечно, будут полны горем, болью от потери, одиночеством, невозможностью поговорить с тобой, поделиться мыслью…
– Твой муж – Джакт, а не я.
– И потом, что я смогу написать? Забавные маленькие письма про мою девочку? Ей исполнится пять, потом шесть, десять, двадцать, она выйдет замуж, а ты не узнаешь про все это, впрочем тебе, наверное, будет все равно.
– Нет.
– Я не стану рисковать. Не напишу тебе ни строчки, пока по-настоящему не состарюсь, Эндер. Ты покинешь Лузитанию, отправишься в какое-нибудь другое место, десятилетия пролетят мимо тебя. И я пошлю тебе свои записи. Я посвящу их тебе. Моему любимому брату Эндеру. Я с радостью шла за тобой три тысячи лет, а ты не задержался даже на две недели, когда я просила тебя.
– Подумай, что ты говоришь, Вэл, и пойми: я должен уехать сейчас, пока ты не растерзала меня в клочья.
– Софизм, которого ты не потерпел бы от своих студентов, Эндер! Я не сказала бы всего этого, если б ты не пытался скрыться, как вор! Не выворачивай суть наизнанку! Не пытайся обвинить меня!
Он быстро заговорил, его слова спотыкались друг о друга, он торопился высказаться, пока переполнявшие его чувства вовсе не выбили его из колеи.
– Нет, ты права, я торопился, потому что там меня ждет работа и каждый день, проведенный здесь, удваивает риск. И еще мне больно видеть, как ты и Джакт становитесь едины, как мы с тобой отдаляемся друг от друга… Я знаю, что так и должно быть, но все равно… И потому когда я решил уйти, то понял, что это нужно делать быстро, и был прав, ты сама знаешь, что я прав. Не думал, что ты возненавидишь меня за это…
Он замолчал и заплакал. Она тоже.
– Я не… не ненавижу тебя, я люблю тебя, ты часть меня, ты мое сердце, и, когда ты уйдешь, его вынут и унесут – унесут от меня…
Больше они ни о чем не говорили.
Первый помощник капитана Рава увез Эндера на марельд – большую площадку посреди экваториального моря. Оттуда стартовали челноки, чтобы встретиться на орбите с межзвездными кораблями. Эндер с Валентиной решили, что она не поедет провожать его. Валентина осталась дома с мужем и всю ночь не выпускала его из объятий. На следующий день она отплыла на сондринг вместе со своими аспирантами, и все пошло своим чередом. Она плакала об Эндере только ночью, когда никто не мог ее слышать.
Но аспиранты не слепые и не глухие, и по университету пополз слух о том, как опечалил профессора Виггин отъезд ее брата, бродячего Голоса. И, как всякий слух, он был одновременно и больше, и меньше правды. Но одна студентка, девушка по имени Пликт, поняла, что за грустным расставанием Валентины и Эндрю Виггин кроется какая-то тайна, история более древняя, чем кажется на первый взгляд.
Она попыталась отыскать их дом, проследить их долгий путь среди звезд. Когда старшей дочери Валентины, Сифте, исполнилось четыре года, а сыну Репу только что сравнялось два, Пликт пришла к профессору Виггин. К тому времени она сама уже преподавала в университете. Пликт показала Валентине свой рассказ, опубликованный в одном из университетских журналов. Художественный вымысел, казалось бы, – только она ничего не выдумывала. История брата и сестры, самых старых людей во Вселенной. Они родились на Земле еще до того, как была основана первая колония, и всю жизнь бродили по космосу из мира в мир, нигде не останавливаясь надолго.
К облегчению и, как это ни странно, к разочарованию Валентины, Пликт не докопалась до того, что Эндер был первым Говорящим от Имени Мертвых, а Валентина – историком, скрывавшимся под псевдонимом Демосфен. Но она узнала о них достаточно, чтобы описать их прощание: сестра решила остаться с мужем, а брат – лететь дальше. В ее рассказе было куда больше нежности и тепла, чем в их настоящем прощании. Пликт описывала то, что могло бы произойти, если бы Эндер и Валентина больше любили театр и меньше – друг друга.
– Зачем ты написала это? – спросила Валентина.
– А разве история сама по себе не заслуживает того?
Ответ вопросом на вопрос задел Валентину, но остановить ее было не так-то просто.
– Кем был для тебя мой брат Эндрю, раз ты переворошила столько информации, чтобы написать рассказ?
– Опять неправильный вопрос.
– Похоже, я проваливаюсь на каком-то экзамене. Не будешь ли ты так добра дать хоть какой-нибудь намек?
– Не сердитесь. Вы должны были спросить меня, почему я выдала это за вымысел.
– Почему?
– Потому что я узнала, что Эндрю Виггин, Говорящий от Имени Мертвых, и есть Эндер Виггин. Убийца.
Эндер покинул Трондхейм четыре года назад, ему лететь еще восемнадцать лет. Валентине стало плохо при мысли, во что превратится его жизнь, если на Лузитании его встретят как человека, совершившего самый постыдный поступок в истории человечества.
– Вам не нужно меня бояться, профессор Виггин. Если бы я собиралась раструбить об этом, я давно бы это сделала. Когда я узнала, кто он, то поняла, что он давно раскаялся. И такое настоящее искупление! Говорящий от Имени Мертвых заставил человечество понять, что свершенное Эндером было страшным преступлением, и стал Голосом, как и сотни других, и обвинял самого себя на двадцати мирах.
– Ты раскопала так много, Пликт, а поняла так мало.
– Я поняла все! Перечитайте, что я написала, – разве это не понимание?!
И Валентина сказала себе, что человеку, который узнал так много, можно рассказать и все остальное. Но именно ярость, а не доводы рассудка заставили Валентину бросить в лицо Пликт слова, которые она прежде не говорила никому:
– Пликт, мой брат не копировал подлинный Голос. Это он написал «Королеву Улья» и «Гегемона»!
Когда Пликт поняла, что Валентина говорит правду, она долго не могла прийти в себя. Все эти годы она считала Убийцу Эндера объектом изучения, а автора «Королевы Улья» и «Гегемона» – своим наставником и духом-покровителем. Узнав, что это один и тот же человек, Пликт примерно на час потеряла способность связно мыслить.
Потом они еще долго разговаривали с Валентиной и доверились друг другу, и Валентина пригласила Пликт стать учителем ее детей и сотрудником по работе в университете. Джакта удивили эти хозяйственные новшества, но спустя некоторое время Валентина открыла ему секреты, которые откопала Пликт. Все это превратилось в семейную легенду, и дети росли, слушая замечательные истории о своем давно уехавшем дяде Эндере, которого все вокруг называли чудовищем и который на самом деле был спасителем, пророком и мучеником.
Годы шли, семья росла и процветала, и тоска Валентины по Эндеру сменилась гордостью за него, приятием и признанием его судьбы. Она ждала, когда он прибудет на Лузитанию, разгадает загадку свинксов и станет, как велит ему долг, апостолом рамен. Это Пликт, добрая лютеранка, научила Валентину смотреть на жизнь Эндера с позиций религии. Покой и размеренность семейной жизни, чудо появления пятерых детей подтолкнули Валентину если не к догме, то к вере.
И на детях это тоже сказывалось. История про дядю Эндера, поскольку ее нельзя было рассказать чужому, приобрела несколько мистические тона. Сифте, старшая дочь, особенно заинтересовалась, и даже потом, когда ей исполнилось двадцать и детское, не задающее вопросов обожание дяди Эндера прошло, он все еще оставался центром ее жизни, легендарным человеком, еще живущим на планете, до которой не так уж далеко лететь.
Она не говорила с матерью и отцом, но доверилась своей учительнице.
– Когда-нибудь, Пликт, я встречу его и стану помогать ему в работе.
– Что заставляет тебя думать, что он нуждается в помощи? В твоей помощи? – Пликт относилась к людям скептически; чтобы заслужить ее уважение, нужно было очень много сделать.
– То, что в первый раз, в самом начале, он тоже не был один; разве не так?
И мечты Сифте летели вдаль, прочь от ледяных скал Трондхейма, к далекой планете, на которую еще не ступила нога Эндера Виггина. «Люди Лузитании, вы даже не подозреваете, какой великий человек ступит на вашу землю и возьмет на себя наше бремя. И я пойду за ним, когда настанет время, даже если это случится поколение спустя. Будь готова, встречай и меня тоже, Лузитания!»
А в космосе, на корабле, Эндер Виггин и не знал, мечты скольких людей он везет с собой. Для него прошло всего несколько дней с тех пор, как он оставил Валентину плачущей на причале. Он не знал имени Сифте, для него она была зародышем в животе Валентины – не более того. Он едва начал ощущать боль потери, которая для Валентины уже миновала. И мысли его были далеки от племянников и племянниц, живущих во льдах Трондхейма.
