Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

— Ты боишься, что я увижу тебя на холсте такой, какой ты себе не нравишься? Так? Или, что я получу иной ответ на вопрос, если напишу тебя?

— Пожалуйста.

— Позволь мне написать тебя.

— Нет.

— Но почему? Скажи, почему?

— Не могу, — ответила она.

— Тогда и отказать ты не можешь. — Он вытащил холст из мешка. — Здесь, на лугу, сейчас. Подойди, Сэрайс, встань у реки. Это быстро, всего минута…

— Нет, Терион.

— Если ты меня любишь, ты мне не откажешь.

Столь грубый шантаж потряс его самого и рассердил ее. Он заметил зловещий огонек в глазах девушки, какого никогда не замечал раньше. Она сказала холодно и ровно:

— Не здесь, Терион. У хижины. Рисуй меня там, если настаиваешь.

За весь оставшийся путь они не сказали ни слова. Он старался забыться. Ему казалось, что он вырвал ее согласие силой, будто изнасиловал ее, и почти желал отдать назад ее уступку. Но… не спеша подготовил холст.

— Где мне встать? — осведомилась она.

— Где хочешь. У речки, у хижины.

Вялой походкой она подошла к хижине, посмотрела на Нисмайла — тот кивнул и удрученно принялся прохаживаться перед холстом, готовясь войти в транс. Сэрайс сердито смотрела на него полными слез глазами.

— Я люблю тебя! — выкрикнул он вдруг и погрузился в транс; последнее, что он видел, прежде чем закрыть глаза, была Сэрайс, замершая возле хижины, но теперь она уже не казалась унылой — плечи ее расправились, глаза засверкали, вспыхнула улыбка. Когда он вновь открыл глаза, картина была готова, а девушка робко глядела на него из дверей хижины.

— Ну, как? — спросила она.

— Иди сюда, посмотрим вместе.

Она подошла. Они вместе стали рассматривать картину, а минуту спустя рука Нисмайла обняла плечи девушки. Она задрожала и крепко прижалась к нему.

На картине, на фоне зубчатых, хаотичных, сталкивающихся красных, оранжевых и розовых цветов была женщина с человеческими глазами, но ртом и носом Метаморфа.

Она спокойно сказала:

— Теперь ты узнал, что хотел.

— Значит, на лугу была ты? И в те два раза тоже?

— Да.

— Почему?

— Ты заинтересовал меня, Терион, и я захотела узнать о тебе побольше. Я никогда не видела таких, как ты.

— Я все равно не верю, — прошептал он.

Она кивнула на картину.

— Но этому ты веришь, Терион?

— Нет! Нет!

— Теперь ты получил ответ.

— Я знаю, ты человек! Картина лжет!

— Нет, Терион.

— Докажи! Изменись, изменись сейчас же! — он отпустил ее и чуть шагнул назад. — Давай! Меняйся!

Она печально взглянула на него. Потом без какого-либо ощутимого перехода превратилась в его копию, как делала уже однажды. Нисмайл получил окончательный ответ. На щеке начала биться жилка. Он смотрел, не мигая, и она изменилась снова, превратившись на сей раз во что-то ужасное и чудовищное: кошмарный, испещренный оспинами серый шар с отвислой кожей, глазами-блюдцами и загнутым черным клювом. Потом она стала Метаморфом, повыше его, с полной грудной клеткой и невыразительными, почти начисто отсутствующими чертами лица. Потом она вновь стала Сэрайс: водопад каштановых волос, изящные руки, стройные ноги, сильные бедра.

— Нет, — воспротивился он. — Нет, и не надо больше подделок.

Она вновь превратилась в Метаморфа. Нисмайл кивнул.

— Да, так лучше. Оставайся такой, это гораздо красивее.

— Красивее, Терион?

— Для меня ты красива и такая, настоящая. Обман всегда отвратителен.

Он потянулся к ее руке, на ней оказалось шесть пальцев, очень длинных и узких, без ногтей и суставов, кожа была молочной и чуть глянцеватой — и все. Он ожидал большего.

Он провел рукой по ее стройному, практически бесплотному телу. Она стояла, не шевелясь.

— Теперь я уйду, — сказала она наконец.

— Останься. Живи со мной.

— Даже теперь?

— Даже теперь. В своем настоящем облике.

— Ты действительно хочешь?

— Да, да, — кивнул он. — Останься.

— Когда я в первый раз пришла к тебе — сказала она, — я хотела не только узнать тебя, но и вредить. Ты наш враг, Терион. И род твой навсегда останется нашим врагом. Но когда мы стали жить вместе, я больше не могла найти причины, чтобы ненавидеть тебя. Тебя! Ты особенный, понимаешь?

Это голос Сэрайс шел из чужих уст. Как странно, мелькнуло у него в голове, как похоже на сон.

— И я захотела остаться с тобой, — продолжала она. — И играть свою роль вечно. Но игра окончилась, и все равно я хочу остаться с тобой.

— Тогда останься, Сэрайс.

— Только если ты действительно этого хочешь.

— Я сказал тебе, да.

— Я не страшу тебя?

— Нет.

— Нарисуй меня еще раз, Терион, покажи мне любовь в своей картине, тогда я останусь.

Он рисовал ее день за днем, пока не кончились холсты, и развешивал картины в хижине: Сэрайс у двикки, Сэрайс на лугу, Сэрайс в молочном вечернем тумане. У него не было возможности готовить новые холсты, хотя он и пытался. Они ходили в дальние походы, и она показывала ему новые деревья и цветы, животных джунглей, зубастых ящериц и зарывающихся в землю золотых червей, зловещих и неуклюжих аморфобсов, спящих днем в грязных мутных озерцах. Они мало разговаривали друг с другом — время ответов на вопросы миновало, и слова больше не были нужны.

День шел за днем, неделя за неделей, здесь в нескончаемом лете, трудно подсчитать время. Может быть, прошел месяц, шесть. Они никого не встречали. В джунглях было полно Метаморфов по ее словам, но те держались где-то поодаль, и он надеялся, что они оставят их в покое навсегда.

Однажды под мелким моросящим дождем он отправился проверить ловушки, и когда через час вернулся, то понял, что произошло что-то страшное. Едва он приблизился, из хижины выскочили четверо Метаморфов. Он чувствовал, что один из них Сэрайс, но не мог сказать, какой.

— Подождите! — закричал он, когда они проходили мимо, и побежал следом. — Что вы от нее хотите? Куда вы ее уводите?

На какую-то долю секунды один из Метаморфов заколебался, и Нисмайл увидел девушку с каштановыми волосами, но лишь на мгновение, и снова четверо Метаморфов скользнули призраками в глубину джунглей. Дождь разошелся сильней, высыпала тяжелая туманная мгла, отрезав видимость. Нисмайл замер на краю еще чистого пространства, крича сквозь дождь и шум реки. Ему почудилось, что он услышал плач, но могли быть и звуки джунглей. Преследовать Метаморфов в густом белом тумане было просто невозможно.

Больше он никогда не видел ни Сэрайс, ни какого-либо другого Метаморфа. Одиночество теперь было совсем нестерпимым, и одно время он даже надеялся, что пьюриверы нападут на него в лесу и убьют своими короткими отполированными кинжалами. Но ничего подобного не происходило. И когда стало ясно, что живет он теперь в своего рода карантинной зоне, отрезанной не только от Сэрайс — если она еще была жива, — но вообще от всех Метаморфов, он не мог больше оставаться здесь. Он собрал картины с изображением Сэрайс, заботливо закрыл хижину и пустился в долгое и опасное путешествие-возвращение к цивилизации.