Иннокентий Сергеев - Персефона

- Я посылал к тебе врача... - Я же предупредил тебя, что не пущу его на порог. Если кому-то и нужен врач, то уж точно не мне. - Но он говорит, что тебе следовало бы отдохнуть. - Я примерно знаю, что это означает. - Послушай, он посоветовал одно очень хорошее заведение, где он сам мог бы наблюдать за тобой... - Чудовищно! Карл, ты хоть задумываешься, что ты говоришь? - Да не упрямься же ты. Он врач, и ему виднее. - А если я не хочу? - Но тебе это необходимо. - По какому праву другие люди решают, что мне необходимо, а что нет? - Я хочу для тебя только блага, пойми. - Благими намерениями, знаешь, куда дорога вымощена? - И всё-таки, тебе надо туда поехать. - А если я не захочу? - Это очень уважаемый врач, большой авторитет... - Оставь авторитеты поклонникам авторитарии. - Ты упрям, но я ещё упрямее. Если это нужно для твоего блага... - Не упрячешь же ты меня в клинику насильно! - Если это будет необходимо для твоей пользы... - Ну конечно! Ты его купишь, и он выдаст такой диагноз, что меня заставят отправиться туда. Вот пример того, как жалость может быть безжалостной! - Мой долг помочь тебе. - Что ж, тогда остаётся только одно. Бегство.

- Ты уезжаешь?! Так неожиданно... - Да, Лиз. Спасаюсь от меценатов. - Ты бросаешь меня. - Поехали вместе! - Ты же знаешь, что я не могу. Сейчас не могу. - И ведь Карл совершенно искренне думает, что хочет для меня пользы. - Ну хочешь, я отговорю его? - Не выйдет, Лиз. Когда он считает, что он прав, он становится несгибаемым, ты ведь знаешь. А считает он так всегда. Придётся, видно, мне снова взойти на корабль. - Без тебя мне будет невыносимо. - А мне без тебя? Что за несчастный жребий! Правители разыгрывают наши судьбы как карты! Увы, ты видишь эту оборванную тень? Это призрак Эгестаты, а она плохая помощница. - Я вырвусь отсюда сразу же, как только смогу. - Я буду ждать тебя. Ждать и надеяться, что у Мойр для нас ещё осталось хоть несколько горстей света. - Я убью Карла. - Что ты, ведь и он бессмертен. Слишком просто было бы придумать единственного виновника всех бед и наброситься на него с кулаками. Но ведь это же глупо. - Ещё две-три недели, и мы будем вместе. - Я буду ждать тебя. - Обязательно дождись. И не исчезай больше. - О кей. До встречи, Лиз. - До встречи. - Только, пожалуйста, не провожай меня.

И в который раз я не знаю, кто из нас уходит - ты ли покидаешь меня, или я ухожу. Расставание всегда обоюдно. Вот ты удаляешься, твоя фигурка расплывается и гаснет, гаснет, уходит, исчезает, и вновь я остаюсь один. Свет и тьма несоединимы, и снова граница как лезвие проходит между нами, через нас. Я отворачиваюсь от стекла, ладонями закрываю лицо, но я не могу закрыть ими сердце, и рвётся оно и болит. А ты уходишь, уходишь по кипарисовой аллее, исчезаешь, и твоя фигурка расплывается и гаснет, гаснет, и чёрная птица кричит, и далёкий гудок поезда подхватывает её крик и несёт, несёт за собой, и мечется он среди проводов и... нет его.

VIII

- Эй, приятель, что ты там несёшь? Что в бутылке? - Козье молоко. - Не слышу, что? - Вот лысый хрыч! Вино. - Я сразу же догадался, учуял аромат. - Она же закрытая. - Вино нельзя закрыть, оно само снимает все запреты. Давай выпьем его вместе. - Да ты, я смотрю, философ. - А как же! Ин вино веритас! А ты кто? - Ты же сам сказал. - Не понял, разъясни. - Я Лисий в лисьей шкуре. Понятно? - Нет. - Ну хорошо, тогда скиталец, бродяга поневоле. - Не понимаю. - Сейчас поймёшь. - О! Теперь понятно. Наливай скорее, чтобы не пропадал аромат. - Ничто не пропадает даром. Не будь жадным, жадность глупа. - А я не жаден. Я щедр как... - Как само вино? - Верно. А ты, я гляжу, понимаешь. Какой вкус! Вино - это радость жизнь, и мы пьём её, покуда можем... - А когда настанет трезвость? - Зачем думать о смерти? Ведь смерть смерти рознь. - И это верно. Ну а всё-таки, что ты будешь делать тогда? - Сегодня я счастлив, а не будет счастья, хоть под поезд - всё равно один конец. - Вот образец подлинного бесстрашия! Пример великого героизма. - Кто пренебрегает радостью, тот пренебрегает жизнью. - Прекрасно. Одна эта фраза стоит винного погреба, и даже больше. - А что может быть больше? Что самое святое в мире? - Свобода. - Выпьем за свободу! А что ещё? - Любовь. - Выпьем за любовь! Оглянись, смотри, как земля цветёт, её цветение вино жизнетворное. - Но ведь земля не пьёт вина! - Верно. Она пьёт дождевую воду и превращает её в вино. Так делают все боги. Что сделал с водой Христос? - Ну что ж, вполне логично. - И логика тут не нужна. Имущий уши да услышит. - Ты как Платон в роще Академа. - И он ведь говорил всё то же: Отречение от божества есть смерть. - Он сказал, что оно должно быть наказуемо смертью - А кто наказывает человека? Сам же он себя и наказывает. - А Бог - это радость? - Бог вне определений. - Ого! Браво. - Ты думаешь, я необразованный, тёмный старикашка? Да, Бог незрим, но чтобы могли мы почитать Его, создал Он зримые дары. - Ну что ж, бутылка кончилась. Мне пора идти. Прощай, я не забуду твои слова. - Прощай. Надеюсь, мы в расчёте? - Вполне. И даже больше.

Увы. Нельзя мне остаться, ведь это тоже может стать колеёй. А чем одна колея лучше другой? Счастье нельзя затворить, это верно, а потому нельзя затворить его и в бутылке.

Листвы кипение, жидкий янтарь стекает, каплет. Знойнотягучее масло, напоенное дыханием твоим, один глоток его лечит безумие, дарует прозрение, солнце восходящее, бурлит оно в чаше, светло ароматом - амброзия, разлитая над палубой, вот ветер всколыхнул его - быстрая струя прохлады, вся покой, вся - движение, и тучи собираются и готовят воду для крещения. Я видел Садовника, он плёл из лоз купель. Теснятся тучи, сомкнулись, хлынуло, шумят сосны, шумят дубы, грохочет небо, разверзлось, и сверкающий лев совершает прыжок. Молнии - зубцы короны, царствуй! Благодарю тебя. Славлю тебя. Заветная нить, ведущая прочь из лабиринта, люблю тебя! Змея, получившая подарок грозы, спешит искупить свою вину перед нами. Подари мне ветку кизила! Безумие скрываться, безумие прятаться, безумие - страх. Царствуй, Излечивающая!

- Как темно у вас на кухне. - Дурацкая привычка. Скажите хоть вы, где она, справедливость? - На общий вопрос может быть только общий ответ. - Да нет же, но вот как это так, что отказываешь себе во всём, чтобы в конце концов это превратилось в привычку. - Привычка - тюрьма смысла, но человек прикован к себе самому. - Думаете, я живу? Я издыхаю, медленно и противно... - Тоска? - Тоска. А знаете, как было? Вон у вас какие пальцы, тонкие, изящные... - У фортуны свои причуды. - А я всегда был человеком практическим что ли. И сына хотел сделать таким же, а он... Всё на гитаре бренчал, стихи там эти... - Гитара тоже натирает пальцы. Посмотрите на мои. - Ну да, но я не об этом. Беспечный был какой-то, я всё думал, когда уж повзрослеет. - И вы боялись за него. - Боялся. - И пытались вразумить его... - Конечно, пытался, да что толку. - Вы боялись за него. - Компании все эти, друзья, подруги, всё такие же. Одно на уме. - Вы хотели сделать его другим. - Ведь я знал, что он ещё хлебнёт лиха, да разве он хотя бы пытался понять, о чём я говорю. - Как ни схожи близнецы, а из одного другого не сделаешь. У каждого свой путь. - Но ему же с ними интереснее, как же... Всё музыка. Да разговоры. Тошно было смотреть на всё это. - Так стошнило Цербера, и выросла ядовитая трава. - Ну я и не выдержал наконец. Давай всё ломать, крушить, ему же пользы хотел, а вышло... Так и потерял я сына, а с ним и... себя. Теперь цепляюсь за эту мелочность, суечусь без дела, только чтоб видимость создать жизни, а сядешь вот так, и такая тоска вдруг найдёт... - Это кони, дети суетливохлопотного моря... - Вот вам история из жизни. - Самая старая и самая печальная история.