Иван Афанасьев - Вечный кардинал

Впрочем, когда с Юрия сняли трусы, и он приподнял ногу, переступая через них, в лице Ярилки явственно отразилось некоторое оживление. В ее мыслях ничего не изменилось, но энергетическая оболочка молодой женщины стала темнее. Вельг протянул помощникам ящик. Перед Кондрахиным воткнули в землю копье, а затем к его древку привязали ременную петлю. Дымящийся ящик засунули в ременную петлю, и теперь дым из ящика поднимался прямо к ноздрям обнаженного пришельца. Помощник раздул огонь посильнее и отошел в сторону.

Над поляной раздался голос Белогора. Юрию казалось, что гривас говорит на чистом русском языке, хотя умом он понимал, что это не так. Просто мысли ведуна подкреплялись прямыми мысленными посылами и слушающий не мог понять их неправильно.

— Назови себя, жаждущий ученичества, и скажи, что привело тебя к нам?

Отвечая, Кондрахин сопровождал свои слова мысленными образами. При таком разговоре слова, собственно, были излишни, но ритуал следовало соблюдать.

— Зовут меня Юрий, я пришел, желая развить свои умения в том месте, где живут сильные и мудрые. Клянусь не применять своих умений во вред и не раскрывать тайн сего священного места недостойным.

Конечно, ритуал был совершеннейшей нелепостью. Обычно его проходили ученики, допущенные к высшим тайнам служения. Они еще не владели мысленной связью, их готовили к ритуалу, заставляя выучивать ответы. Кондрахин взял весь ритуал прямо из сознания Белогора. Его принимали в ученики, чтобы он имел основание для нахождения в священном месте, куда не было пути непосвященным.

— Служишь ли ты христианским церквям или иным учениям, не признающим других богов, кроме своих?

— Не служу. Верю в силу Создателя нашего мира и в мудрость предков наших, завещавших охранять тайную мудрость.

Этот вопрос, по крайней мере, имел определенный смысл. Все дальнейшее течение ритуала казалось Кондрахину совершенной нелепостью.

— Согласен ли ты жить, согласно нашим заповедям, скрывая свое лицо и сущность ради сохранения мудрости предков?

— Согласен.

— Отдаешь ли ты свое тело братству Увилбене Ласа, когда это тело пройдет свой животный путь?

— Отдам, гривас.

— Нанесите на тело ученика нашего знаки принадлежности к братству!

Подбежавшие ученики обтерли Юрия мокрой тряпкой, а затем, обмакивая принесенные Ярилкой кисти в горшок с мазью, смазали ему определенные участки тела. В этих местах новопосвященный ощутил приятное жжение. Точка чуть пониже пупка, пересечения нижних ребер с боковой линией тела, первый поясничный позвонок, точки за мочками ушей. Юрий не понял замысла происходящей процедуры, но вдруг запахи из дымящего ящика стали сильнее, закружилась голова, удары бубна отдавались внутри черепа, как колокольный звон. Он почувствовал, что сознание покидает его и взлетает вверх.

Сверху, с верхушек сосен, сознание Кондрахина наблюдало, как внизу ученики обряжают его безвольное тело в обычную одежду учеников братства: зеленые суконные порты, зеленые лапти, серую рубаху в зеленых, напоминающих по форме листья, пятнах. На голову ему надели серебряный обруч. Глядя на свое, не подчиняющееся ему тело, он с блаженством вспомнил, что только что завещал братству свою, более ненужную, оболочку. Похоже, оно, это тело, перестало быть нужным своему хозяину намного быстрее, чем он ожидал.

Тело ему не принадлежало, но сознание — сознание вполне подчинялось воле Кондрахина. Он понимал, что сейчас, не связанное телесными ограничениями, оно может отправиться в любой уголок мира; неосязаемым, невидимым, всепроникающим. "Рим, Монте-Ватикано, Джироло". Команда была отдана без размышления. Поляна над ним слилась в смутное пятно, по нему пробежали яркие разводы, и картина прояснилась. Бестелесный в этот миг Юрий находился в длинной галерее, освещенной падающим через множество высоких стрельчатых окон светом. Возле одного из окон стояли двое, в фиолетовых мантиях до пола. Один из них — Джироло, его он узнал по фотографии, которую показывал Кудеяр. Второй человек был незнаком, но Юрий, не задумываясь, взял из сознание его имя: Тибур… В тот же момент он почувствовал, что обнаружен. Расширяющийся, бурлящий багрово-синий поток энергии рванулся в его направлении и беззвучной волной вышвырнул бестелесное сознание вон, за пределы города, страны.

Кондрахина как будто ударили мягким, но тяжелым мешком. Он вновь был в своем теле и со стыдом ощущал, что тело это висит безвольным грузом на руках учеников. С трудом встав на собственные ноги, он взглянул на стоящих напротив ведунов. Ростиг глядел внимательно, готовый к неожиданностям. Дабота бездумно бил в бубен, Белогор готовился задать очередной ритуальный вопрос, Ярилка разглядывала прическу Кондрахина, и в ее сознании медленно вызревало понимание случившегося. Вельг вообще закрыл свое сознание, сосредоточившись на ментальном поиске вдали. Юрий подумал, что Вельг, пожалуй, понял, где побывало бестелесное сознание нового ученика.

— В знак вступления в братство прими от нас символическое угощение!

Белогор вел ритуал, как положено. Губы нового члена братства помазали медом, в рот ему вложили кусочек пареной тыквы, а в руку сунули небольшую сушеную рыбу.

— Отныне имя твое — Трихор. Поклянись в верности братству кровью, Трихор!

Юрию подали острый нож. Резанув себя по пальцу, он сделал несколько шагов вперед, мазнул кровью клюв истукана. Когда он удалился от струи дыма и глотнул свежего воздуха, его сознание прояснилось. Он сразу сообразил, что его столкновение с Тибуром замечено всеми ведунами, просто им приходилось перед остальными учениками делать вид, что ритуал продолжается привычным порядком.

Сейчас этот порядок повелевал всем ученикам заново знакомиться со своим сотоварищем, получившим новое имя. В случае с Кондрахиным эта часть ритуала оказалась не лишней, ибо никто из учеников ранее Юрия не знал. Сейчас они поочередно обнимали его, представляясь и выслушивая в ответ неизменное: "Трихор. Здоров будь". После трех десятков объятий ученики чинно выстроились в ряд. Лишь двое из них носили на головах серебряные обручи, знак высшего ученичества. Прочие обходились бронзовыми или деревянными, причем среди носителей деревянных обручей многие возрастом куда как превосходили новичка.

Ярилка подошла к Кондрахину, с интересом заглянула в глаза. Сказала — мысленно:

— Я провожу тебя на Совет. Иди рядом со мной и не удаляйся, пожалуйста, никуда.

Шагая вслед за ведуньей, Кондрахин заметил, что все ученики, кроме двоих с серебряными обручами, ушли к западному склону холма, Ярилка же вела его к южному. Вслед за ними неспешно двигались и остальные ведуны. В небольшом овраге они добрались до прикрывающей вход в подземелье двери. Открывалась дверь просто, никаких запоров на ней не было. Они прошли темным бревенчатым коридором в квадратный зал с двумя круглыми окнами, присели на расставленные вокруг стола чурбаны. У стола стояло всего одно кресло, предназначенное для гриваса, все остальные садились, как придется.