Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3

То единственное, что спасало меня в первые дни пребывания в «Поющем Камне», были именно визиты стряпчего Астона, чье непомерное увлечение безграничными запасами винных погребов давало мне повод частенько оставлять его на ночлег. Однако, словно по воле злого рока, уже через неделю произошло событие, положившее конец его спасительным визитам, и для меня потянулись серые, безликие дни, полные самых смутных и тревожных ожиданий.

В тот памятный вечер я сразу заметил происшедшие в стряпчем странные перемены. Более того, я чувствовал, что эта наша встреча приобретает некий совершенно иной оттенок, и не ошибся.

— К сожалению, сэр, на сей раз я сильно ограничен в свободном времени, — самым мрачным голосом говорил он, стараясь уйти от моего взгляда, — Нынешний мой визит целиком связан с поручением сэра Роберта, исполнить которое я пообещал именно сегодня, в день, когда исполняется ровно неделя его отсутствия в «Поющем Камне». Сразу позволю заметить, что я ограничусь только фактами и воздержусь от любых комментариев, без которых вы, вероятно, никак не пожелаете меня отпускать. Однако…

— В таком случае, я даю вам слово, что вы не услышите от меня не одного вопроса, — неуверенно ответил я, начиная подозревать приближение нового наплыва ужаса.

— Благодарю вас, сэр. Итак, я передам вам одни небольшой эпизод из жизни вашего брата, имевший место в этих стенах около полугода тому назад. Сэр Роберт принимал тогда в «Поющем Камне» некоего уважаемого джентльмена, являвшегося старим другом и приятелем покойного отца. Как было заведено всегда, сэр Роберт оказал гостю самый радушный и торжественный прием, завершившийся далеко за полночь. Разумеется, самое большое внимание в разговоре было уделено старшему Хугнеру, и вот тут-то ваш брат неожиданно убедился в том, что на протяжении целого часа они делились воспоминаниями, совершенно не понимая друг друга. Именитый гость утверждая, что посещал склеп старика Хугнера в апреле 1591 года, но кто-кто, а сэр Роберт лучше любого другого знал, что в указанное время отец был в полном здравии я пребывал в своем родовом имении. Это и есть все то, сэр, о чем я наделен полномочиями вам рассказать.

Я не знаю, где взялись те силы, удержавшие меня тогда от каких-либо вопросов. Вероятно, непостижимый, бредовый характер скупого сообщения стряпчего вверг меня в полное отупение, и я, насколько мне помнится, даже не смог противиться его поспешному уходу. Как я уже говорил, это была наша последняя встреча, оставившая у меня на душе очередной отпечаток дьявольского наваждения. Угнетенный собственными мыслями, целых два дня я провел в полном одиночестве и только, когда оно стало окончательно невыносимо, заставил себя кое-как смириться с присутствием старого слуги.

Несмотря на свою отталкивающую, безобразную внешность, как и обещая Роберт Хугнер, Джонатан действительно оказался на редкость преданным и исполнительным слугой, хотя все мои опасения перед ним неумолимо продолжали расти. Я всегда старался держать его в поле зрения, словно он что-то замышлял, и никогда не подходил к нему ближе полудесятка футов. С еще большим пониманием я начинал относиться к странной болезни своего брата, с ужасом замечая, что силы начинали покидать и меня, и я становился все более беззащитным перед этим дряхлым косматым стариком.

Последующие ночи вообще оказались для меня прямым воплощением самых тяжелых моральных испытаний. Как правило, большую часть темного времени суток я проводил, сидя в глубоком кресле, улавливая самые ничтожные шорохи и скрипы. Когда это становилось невыносимым и мое воображение расстраивалось окончательно, я запасался любой толстой книгой и пытался вникнуть в ее смысл до тех самых пор, пока не начинали слипаться веки и я вообще переставал что-либо соображать. Только тогда, погасив не более половины свечей, я с ужасом отправлялся спать.

Днем я Частично восстанавливал растраченные силы, отвлекаясь тем, что в сопровождении угрюмого Джонатана кропотливо и дотошно обследовал каждый угол своего нового имения, с каким-то необъяснимым недоверием привыкая к тому, что все это отныне принадлежало мне одному. И вот, когда я уже более-менее стал свободно ориентироваться среди лестничных маршей и коридоров, зная даже местонахождение любой книги в обширной библиотеке, постоянное присутствие слуги все больше вызывало во мне непримиримое раздражение и гнев. С этого времени мои исследовали. помещений старого поместья проходили в полном одиночестве, но и теперь, когда рядом никого не было, я постоянно чувствовал незримое присутствие отвратительного старика. Я знал, что он находился или на кухне, или в своей тесной каморке, или где-нибудь еще, однако мое воображение каждый раз рисовало его сгорбленную фигуру, стоящую именно за моей спиной. Когда это стало для меня чуть ли не навязчивой идеей, я после очередных, вошедших в привычку ночных раздумий, наскоро составил письмо Габриелю и вызвал Джонатана, приказав отнести конверт на станцию.

Лишь проклятый старик покинул пределы поместья, как я тотчас почувствовал сладкое избавление от чего-то невероятно тяжелого и неприятного, предвкушая прелести воцарившегося одиночества. Полная уверенность в том, что на протяжении целых пяти часов я буду здесь совершенно один внушила мне такую неописуемую радость, что не теряя ни минуты, я, словно на крыльях, устремился в библиотеку, где среди сотен томов старинных книг я уже давно в тайне надеялся отыскать следы отца Роберта Хугнера.

Я даже не знаю, какая дьявольская сила завела меня тогда в боковую галерею. Стоило мне только переступить высокий порог арочной двери и сделать всего несколько шагов, как пол вдруг стал уходить из-под ног и я устремился куда-то вниз, чувствуя в ушах лишь пронзительный свист и созерцая перед собой непонятные темные полосы. Сильный удар в спину последовал почти незамедлительно, хотя мне показалось, что я успел долететь- до самого центра земли. Еще несколько мгновений я решительно ничего не соображал, но стоило мне только прийти в себя, как в висках застучали десятки молотков.

Только в самые мрачные часы темного средневековья кто-либо мог придумать такую адскую западню. Я оказался на дне узкого, довольно глубокого сырого колодца, чьи гладкие, как мрамор, стенки без единой зазубрины исключали любую мыслимую возможность выбраться отсюда без посторонней помощи. Свет проникал сюда через узкую щель на самом верху, через которую была хорошо видна висевшая на расписанном потолке тяжелая люстра.

Даже трудно сейчас поверить, что находясь в этой ловушке, мне как-то удалось сохранить самообладание. Еще и еще раз я тщательно прощупал стены, вновь убедившись в правильности первого предположения. Нет, без помощи Джонатана я не выберусь отсюда. никак, но ведь он вернется только через пять часов! Нахлынувшее чувство досады чуть не свело меня с ума. Почти пять долгих, мучительных часов здесь, в сыром, коварном подземелье! А вдруг по дороге со стариком что-то случится и он не вернется никогда? Вот теперь-то я осознал весь ужас замаячившей на горизонте самой мучительной смерти. Стараясь переключить мысли на иное направление, я стал нервно блуждать по холодному дну колодца, уже не столько думая о том, что ждет меня впереди, сколько стараясь хоть немного согреться.