Арина Великая - Владимир Александрович Бердников
Через неделю я был снова вызван в Особый отдел, но на этот раз со мной беседовал седовласый военный в чине генерала. Быстро выяснив, что я холост и не собираюсь заводить семью, он предложил мне продолжить работу по клонированию в некой лаборатории на Севере Красноярского края. Я сразу согласился. Вскоре мне была присуждена без защиты диссертации степень доктора биологических наук, и я приступил к работе по клонированию высших организмов.
– И всё-таки кого конкретно вы клонировали? – спросила Анфиса.
– Извините, ради бога, – Поползнев помрачнел, – но я не хотел бы рассказывать о своей работе в Заполярье прежде всего потому, что не довёл её до конца. И причиной тому была Перестройка. Чёрт бы её побрал! В 92-ом финансирование проекта прекратилось, и я был вынужден искать работу, чтобы обеспечить себе минимальный уровень существования. К счастью, мне повезло устроиться здесь, в ТГУ, – Фёдор Яковлевич снова наполнил свою рюмку: – Правда, с некоторых пор меня тошнит от научной работы. Лекции ещё туда-сюда, а экспериментальные исследования по теме вашей кафедры меня, знаете ли, совершенно не вдохновляют.
Поползнев наконец опьянел, чем тут же воспользовалась Анфиса, чтобы задать вопрос, интригующий женскую часть кафедры.
– Фёдор Яковлевич, вы женаты?
Он тупо уставился на Анфису, не понимая, к чему вопрос, не имеющий отношения к теме разговора.
– А? Вы про это? О, нет, я не женат. Школьную любовь упустил, а потом был слишком увлечён работой. Ну а на Севере милых дам даже не видел, – Поползнев сказал это, и перед его глазами промелькнуло прекрасное лицо женщины, от которой брал клеточный материал летом 90-ого. Он немного помолчал и сухо добавил: – Детей тоже нет.
Естественно, Фёдор Яковлевич умолчал об Илье и о том, что потеря контакта с кровным отпрыском явилась главной причиной его охлаждения к науке. Об этой своей боли Поползнев не мог признаться даже пьяным. Так и осталось для Анфисы непонятным, почему полный сил учёный не может найти для себя достойное занятие. Она догадывалась, что для людей, вроде Поползнева, отсутствие хорошего финансирования не является непреодолимым препятствием для успешных исследований.
Поведала и Анфиса о своей жизни. Рассказывала, фактически, самой себе, потому что Поползнев только делал вид, что слушает, а на деле злился, что наговорил лишнего. Она рассказала, что родилась в 72-ом в Томске. В 90-ом поступила в Томский университет, в 95-ом – в аспирантуру, но сделать диссертационную работу в срок не успела. Слава богу, её оставили на кафедре, где она может продолжать своё исследование.
– Ну и как? Наработали на диссер? – задал Поползнев вопрос вежливости.
– Да где там! – с горечью ответила Анфиса. – Видно, ума не хватило. Да и с руководством не повезло.
– Мне бы ваши заботы, – простонал Поползнев и поспешил домой с мыслями о недопитой бутылке водки в холодильнике.
10
Анфиса не была красавицей, но и дурнушкой её нельзя было назвать. Это была среднего роста крепко сбитая круглолицая блондинка с пышной грудью и широкими бёдрами. Она немного стеснялась своей крестьянской внешности и завидовала изящным фотомоделям с их длинными ногами, узкой талией и узким личиком. Но главные достоинства Анфисы таились в её душе. Она была поразительно доброй женщиной, воспитанной на классической русской литературе и патриотических фильмах. Впитанная с молоком матери советская идеология не позволяла ей раскисать ни при каких обстоятельствах. Она не могла принять, чтобы рядом с нею погибал от алкоголизма такой удивительный, такой способный и такой симпатичный человек.
После того разговора на Дне Победы между Поползневым и Анфисой установились почти дружеские отношения. Однажды Анфиса набралась смелости прийти к Фёдору Яковлевичу домой. В ответ на его немой вопрос: «Что тебя ко мне принесло?» она вынула из сумки четвертинку водки и сказала, что у неё полный завал на работе, и потому ей страшно хочется напиться. Поплакалась, что на диссертацию уже махнула рукой, и что даже на непритязательную статью в отечественном журнале нет у неё материала. Поползнев равнодушно плеснул ей в стакан водки. Они звонко чокнулись и выпили за злую судьбу. Выпив, Фёдор Яковлевич ожил, расспросил девушку о деталях её работы, играючи в них разобрался и указал путь к разрешению проблемы.
Анфиса послушалась поползневского совета и уже в том же году получила неплохой результат, который можно было публиковать.
Теперь пришла очередь Анфисы помочь Фёдору Яковлевичу. Она стала часто приходить к нему домой, чтобы поговорить не так о работе, как о более отвлечённых вещах – о большой науке, об искусстве, об истории и даже об опостылевшей обоим политике. Охотно рассуждая о высоком, Поползнев часто забывал о своей депрессии, и в глазах его временами появлялся прежний блеск. Анфиса, естественно, пыталась выяснить причины его падения, но он лишь однажды обронил, что потерял близкого человека и интересную работу и больше не видит цели, чтобы жить.
И тут случилось повторение сути первого акта известной шекспировской трагедии: «Она меня за муки полюбила, а я её за состраданья к ним». Ему было пятьдесят два, ей – тридцать. Во время очередного разговора на высокие темы он неожиданно отметил, что у Анфисы красивые серые глаза, на её далеко не впалых щеках пылает здоровый румянец, а на полных губах играет зовущая улыбка. Повинуясь минутному импульсу, он поцеловал её в эти улыбающиеся губы,.. а далее всё пошло по пути, давным-давно отработанному эволюцией.
Утро они встретили на узком диванчике съёмной квартиры Фёдора Яковлевича. Анфиса сварила кофе, и они приступили к разработке плана совместных исследований. Девушка расхрабрилась и сама предложила весьма оригинальную схему решения довольно сложной проблемы. Поползнев поначалу принял план Анфисы в штыки, но она упорствовала, приводя дополнительные аргументы. И случилось невероятное – Фёдор Яковлевич признал правоту своей гражданской жены и пришёл от неё в восторг. Вскоре Поползнев сам увлёкся их совместной работой и, самое удивительное, он перестал пить. Анфиса и исследовательская работа давали ему необходимый для нормальной жизни объём положительных эмоций. Свою общую статью они опубликовали в хорошем западном журнале. В 2006-ом Анфиса защитила кандидатскую, а в 2007-ом осчастливила мужа рождением сына. И наконец, Фёдор Яковлевич сумел убедить себя, что у
