Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

Нисмайл надеялся, что он вернется с фляжкой вина, но в тот день больше его не видел. Любопытные существа, подумал он. Или их рассердило, что он поставил хижину на чужой территории, или они держат его под надзором из боязни, что он является авангардом человеческих переселенцев? Странно, но он совсем не боялся за себя, хотя в большинстве своем Метаморфы были недоброжелательными и чуждыми. Многочисленные повествования рассказывали о метаморфах, о их набегах на приграничные поселения людей, о том, что народ Меняющих Форму таил ненависть к тем, кто захватил их мир, лишил их законных прав на планету и загнал в джунгли. Но Нисмайл знал себя как человека доброй воли, никогда не причинявшего вреда другим, желающего, чтобы его оставили в покое и позволили жить своей жизнью, и он воображал, будто какие-то неуловимые чувства дадут понять Метаморфам, что он им не враг. Он хотел стать им другом. Он истосковался по дружеской беседе после столь долгого одиночества, и хотел поделиться своими мыслями с этим необычным народом, он мог бы написать кого-нибудь из них. Позднее он снова подумал о возвращении к искусству, и испытал необычный душевный подъем. Несомненно, он отличался сейчас от того несчастного человека, каким был в Замке-Горы, и отличие это само по себе должно было сказаться на его творчестве. В течение последующих нескольких дней он репетировал речь, которую придумал, чтобы завоевать доверие Метаморфов. Со временем, рассуждал он, они могли стать друзьями, беседовать…

Но шли дни, а он не видел ни одного Метаморфа. Он бродил по лесу и не встречал никого. Он решил, что слишком торопил события и вспугнул их. Это его расстроило.

Однажды в сырой и теплый день через несколько недель после того, как он в последний раз видел Метаморфа, он купался в холодной и глубокой запруде, образованной естественными валунами в полумиле ниже хижины, когда заметил бледную стройную фигуру, быстро пробирающуюся сквозь густую беседку синелистого кустарника на берегу. Он выскочил из воды.

— Подожди! — закричал он. — Пожалуйста… Не бойся!.. Не уходи!..

Фигура исчезла, но Нисмайл, бешено продираясь сквозь подлесок, снова увидел ее через несколько минут совершенно случайно у гигантского дерева с красной корой.

Пораженный, Нисмайл замер — это был человек, женщина. Стройная, юная и нагая. С густыми каштановыми волосами, узенькими плечами, небольшой высокой грудью, яркими глазами, она, казалось, совершенно не боялась его, лесовика, который слишком очевидно наслаждался полученной нежданной радостью встречи. Пока он собирался с мыслями, она неторопливо оглядела его и сказала со смехом:

— Какой ты исцарапанный! Разве ты не умеешь бегать по лесу?

— Я не хотел, чтобы ты ушла.

— Ну, далеко я бы не ушла… знаешь, я долго за тобой следила, пока ты меня заметил. Ты из хижины, правильно?

— Да-а, а ты? Где ты живешь?

— Здесь и там, повсюду, — прозвучал ответ. Он смотрел на нее в изумлении. Красота ее восхищала, бесстыдство потрясало. Ему подумалось, что она вполне может оказаться галлюцинацией. Откуда она взялась? Что делает одна обнаженная девушка в этих дебрях?

Девушка?

Конечно, нет, дошло до него с внезапной краткой горечью ребенка, жаждавшего во сне сокровища, обретшего его, и проснувшегося. Вспомнив, как легко Метаморф стал его отражением, Нисмайл понял, что это просто какая-то шалость, маскарад. Он пристально изучал ее, выискивая признаки Метаморфа: следы желтоватой кожи, острые выпирающие скулы, косящие глаза. Он выискивал эти следы на бесстыдно-веселом лице, но тщетно. Во всех отношениях она выглядела человеком. И тем не менее… Поскольку встретить здесь кого-нибудь из соплеменников было просто-напросто невероятно, а кого-нибудь из Пьюриверов вполне возможно, то…

Он не хотел верить в это, и решил воспринимать возможный обман сознательно и доверчиво, в надежде со временем больше поверить в то, кем она выглядела.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Сэрайс. А тебя?

— Нисмайл. Где ты живешь?

— В лесу.

— Значит, тут неподалеку поселок?

Она дернула плечом:

— Я живу одна. — Она подошла к нему. Он почувствовал, как напрягаются его мускулы по мере ее приближения. В животе что-то екнуло, кожу словно обожгло — и она легонько коснулась порезов от ветвей на его руках и груди. — Больно?

— Начинает болеть. Я их промою.

— Да, пожалуй. Давай, вернемся к запруде. Я знаю тропку получше той, по которой ты мчался, сломя голову. Иди за мной.

Она отошла в сторону, раздвинула лопухи густой заросли папоротников, открыв узкую, но хорошо утоптанную тропинку. Она грациозно рванулась вперед, и он побежал следом, восхищаясь легкостью ее движений, игрой мышц спины и ягодиц. Он нырнул в воду секундой позже нее, взметнув фонтаны брызг. Холодная вода успокоила саднящие царапины. Когда они вышли из воды, его властно потянуло привлечь ее к себе и обнять, но он не посмел. Они растянулись на поросшем мхом берегу. В глазах ее сверкало озорство, недоброе озорство.

— Моя хижина недалеко, — сказал он.

— Я знаю.

— Не хочешь заглянуть туда?

— В другой раз, Нисмайл.

— Хорошо, в другой так в другой.

— Откуда ты? — поинтересовалась она.

— Я родился близ Замка-Горы. Знаешь, где это? Я был придворным живописцем Венценосца, но не обычным — я пишу душой. Понимаешь, это… как бы переносишь душой картину на холст… я могу показать. Я смотрю на что-нибудь внутренним взором, проникаю в его суть и схватываю душу увиденного своим подсознанием, затем впадаю в транс, почти засыпаю, преобразую увиденное в что-то свое и переношу на холст. Он помолчал. — Это лучше видеть.

Она, кажется, почти не слушала его.

— Ты хочешь ко мне прикоснуться, Нисмайл?

— Да. Очень.

Густой и мягкий мох на ощупь напоминал толстый ковер. Она подкатилась к нему, и рука его нависла над ее телом, и тогда он заколебался: он был убежден, что она Метаморф и играет с ним в какую-то извращенную игру Меняющих Форму, и наследие тысячелетнего страха и ненависти поднялось в нем. Он страшился ее прикосновения, боялся найти ее кожу липкой и отвратительной, какой, по его мнению, должна быть кожа Метаморфов. Также он боялся, что она изменится, обернется чуждой тварью, когда будет покоиться в его объятиях. Глаза ее приблизились, губы раскрылись, язычок дразняще мелькнул за белыми зубами, как змеиный. — она ждала. В ужасе он заставил свою руку лечь на ее грудь. Кожа ее была теплой и упругой, чувственной плотью женщины-человека — насколько он смог узнать после стольких лет одиночества. С тихим вскриком она прижалась к нему. На один пугающий миг безобразный образ Метаморфа мелькнул в сознании — угловатый, длиннорукий, длинноногий, безносый, но он с силой отмел его прочь и, приподнявшись, лег и вдавился в ее сильное гибкое тело.