Стивен Дональдсон - Подлинная история. Прыжок в столкновение.
И он не смог сделать то, чего хотел. Хотя она находилась в его полном распоряжении: в своих потных пальцах он сжимал пульт контроля имплантата.
В приступе ярости он нажал парализующую кнопку, отбросил пульт и до крови измолотил Мори кулаками. Избил так, чтобы ее совершенная красота не повергала его в ужас.
6
Энгусу потребовалось несколько часов, чтобы уразуметь, что этим поступком он навредил себе не меньше, чем ей.
Конечно, контроль над имплантатом позволял ему до известной степени скомпенсировать этот урон: как только к ней вернулось сознание, он получил возможность заставить ее выполнить любой свой приказ. Но как член команды, Мори в таком состоянии была совершенно бесполезна, поскольку явно не могла освоить управление «Красоткой». Он мог извлечь из пленницы реальную пользу лишь дождавшись ее выздоровления.
Иными словами, он сам увеличил время, которое ему придется проторчать в укрытии. Собственными руками – точнее, кулаками, – он отдалил тот момент, когда она сможет стать для него помощницей, а не помехой. И пусть его нынешнее укрытие казалось надежным, факт оставался фактом: найти и поразить стационарную мишень куда легче, чем движущуюся.
Выходило, что ради удовольствия избить пленницу он подверг себя риску.
И кроме того, навредил себе в ином, не столь прямом смысле. Она принадлежала ему. Разве не так? Находилась в полном его распоряжении, как и корабль. С помощью зонного имплантата он мог принудить ее к чему угодно. Мог заставить ее (сейчас, когда Мори была без сознания, у него разыгралось воображение) сделать это. Он может сделать с ней это в любой момент. Так что же в ее облике так пугает его? Красота? Но чем восхитительнее ее красота, тем полнее ее унижение. Почему же все, уязвлявшее ее, как-то затрагивало и его?
Удивляясь себе и не понимая себя, Энгус поднял ее на руки, отнес в медицинский отсек и настроил компьютер на лечебные процедуры.
Сделал еще один шаг.
Вскоре состояние изумления сделалось непрекращающейся внутренней дрожью, лихорадкой, терзавшей его извращенный разум. В голове Энгуса роились совершенно новые мысли. Он уже не помышлял о мести – о том, чтобы заставить служащую полиции работать на него и страдать из-за того, что сделал ее корабль с «Красоткой». Теперь его помыслы обрели более личный характер. Энгус нечасто имел дело с женщинами, хотя ему довелось захватить нескольких в ходе своих пиратских рейдов, попользоваться ими и избавиться от них. Но ни одна из этих пленниц не обладала присущей Мори Хайленд способностью заставлять его содрогаться и делать то, чего он никак от себя не ожидал. Ни над одной из тех, прежних женщин у него не было такой полноты власти, и ни одна из них не была для него столь желанна.
Возможно, Мори еще не оправилась от побоев, возможно, уже начал действовать наркоз, но, так или иначе, она пребывала в беспамятстве и не осознавала, что происходит, когда Энгус расстегнул и стянул с нее комбинезон.
Ему так и не удалось справиться с дрожью. Наверное, избив Мори, он поступил правильно: синяки и ссадины позволяли ему смотреть на нее. Предстань она перед ним во всем совершенстве своей красоты, ему не осталось бы ничего иного, кроме как ее убить. Но сейчас Энгус не обратил внимания ни на упругую грудь, ни на бархатистую кожу бедер: взбираясь на нее, он сосредоточился на синевато-багровых кровоподтеках.
Он испытал оргазм невероятной интенсивности. А еще до того, как слез с нее, получил дополнительное удовольствие, заметив, как затрепетали ее ресницы. Она понимала, что с ней случилось. Испытывала отвращение и ничего не могла поделать. Это не могло не радовать.
Но унять дрожь ему так и не удалось. Причем он уже сам не понимал, отчего дрожит, от возбуждения или от страха.
– Это дает тебе возможность почувствовать себя мужчиной? – промолвила она горестно, но отстраненно, как будто все произошедшее притупило ее чувствительность. – Тебе нужно уничтожить меня, чтобы тебе было хорошо? Ты настолько болен?
– Заткнись, – беззлобно отозвался он, – ты к этому привыкнешь. Придется. – Энгус ухмылялся, но ему пришлось спрятать руки в карманы, чтобы скрыть дрожь.
– Из-за таких, как ты, я и пошла в копы, – сказала Мори, словно не услышав его, а продолжая начатую фразу.
Ему пришло в голову, что сделанное им может свести ее с ума. Возможно, все к тому и идет. При этой мысли он осклабился.
– Вот как? – с издевательской расстановкой произнес Энгус. – А я-то думал, что тебе нравится сила. Власть. Что такие вещи дают тебе возможность почувствовать себя человеком.
Возможно, Мори еще не оправилась от избиения и насилия, возможно, еще действовал наркоз, и она просто не слышала его слов. Но возможно, она и впрямь пыталась угрожать ему. Во всяком случае, она продолжала:
– Запретное пространство плохо само по себе. Там полно опасностей. Но такие как ты, гораздо хуже. Вы предаете себе подобных. Губите людей, и на их крови богатеете. – Она не смотрела на него, а если бы взглянула, то, может быть, и не говорила бы так смело. – Я сделаю все возможное, чтобы остановить тебя, – произнесла она нараспев, словно читая символ веры. – За то, чтобы остановить такого, как ты, никакая цена не покажется слишком высокой.
Непроизвольно вспомнив безумный блеф слепого капитана Хайленда, Энгус решил ответить. Он не мог позволить дочери копа думать, будто ему небезразличны ее угрозы.
– Такого, как я? – произнес он с нескрываемой издевкой. – Стало быть, я – изверг рода человеческого? А ты у нас кто, а? Не я взорвал твой корабль. Не от меня ты подцепила гравитационную болезнь. Не я тебя выслеживал. Я даже ни разу в тебя не выстрелил. Это ты угробила всех тех копов, ты, – Энгус забавлялся, стараясь показать, чего стоят все ее слова. – Я простой капитан грузового корабля. А ты – предательница и убийца.
Эти слова попали в цель: Мори вздрогнула и отвернулась. Создавалось впечатление, будто в ней что-то отключилось, – словно, пытаясь отыскать внутреннее убежище, где она еще могла верить в себя, женщина утратила способность ощущать окружающее.
Энгус не мог последовать за ней туда, куда устремлялось ее сознание. Для него страх являлся источником вдохновения, позволяя совершать интуитивные скачки, вроде того, что дал ему возможность осмыслить ее гравитационную болезнь. Но именно поэтому он не способен был к пониманию чувств, отличных от страха.
Эмоциональное путешествие Мори для него не имело смысла. По его предположению, то была циничная ложь – та неправда, что скрывает себя, дабы ужалить побольнее.
Она возвращалась к базовым воспоминаниям, сформировавшим ее личность. К воспоминаниям о доме и родителях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});