Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде

— Здесь везде так?

— Не узнаешь? — настороженно спросил Габер и тряхнул локонами. — Давно не был в Итаке?

— Я тут вообще не был.

Но я действительно не узнавал город.

Двухэтажные коттеджи кое–где сохранились, но давно потеряли благородный белый цвет, выглядел” посеревшими, униженными, а главное — исчезли деревья. Пейзаж определялся теперь не рощами, а серыми бесконечными пирамидами заводских цехов, тянущихся на протяжении всех пятнадцати миль, что отделяли центр Итаки от аэропорта. Правда, на въезде сохранилась арка, построенная из китовых ребер. Над нею светилась хитроумно сплетенная из неоновых трубок надпись: “Ты вернулся в Итаку!” Шлагбаум перед аркой был опущен. Дежурный в желтой униформе с эмблемой “СГ” на рукаве и с пистолетом на поясе кивнул Габеру:

— Кто с вами?

— Новый водитель Сейджа. Герб Гаррис. За нами идут автобусы, будьте внимательны.

В городе я сбавил скорость.

Деловой квартал мне всегда не нравился. Узкая улочка, зажатая каменными многоэтажками. Раньше здесь было просторнее, но мне и раньше не нравилось это место.

— Проглядывает здесь солнце?

Габер усмехнулся:

— Ты приехал не на курорт. Тормозни!

Его тяжелая рука опустилась мне на плечо, но я успел.

Нелепо пританцовывая, странно тряся маленькой седой головой, часто и недоуменно моргая выкаченными, как у глубоководной рыбы, глазами, прямо перед машиной вдруг вынырнула оборванная старуха. Впрочем, старуха ли?.. Как определить возраст?.. Тем более что за горбатой ее спиной, в грязном мешке с вырезанными в нем отверстиями для рук и ног, находился уродливый большеголовый младенец. Он был отвратителен. Он поражал воображение. Не может быть у младенца такой большой некрасивой головы, таких странных, низко расположенных ушей, крошечных, утонувших в темных подпухших глазницах, бессмысленных и пустых глаз…

Я еще не успел раскрыть рта, а Габер уже орал в трубку радиотелефона.

Почти сразу из‑за поворота с воем вылетел желтый, крытый брезентом, грузовик. Два здоровенных санитара в желтой униформе “СГ” подхватили старуху и бесцеремонно забросили в крытый брезентом кузов.

— Что это за чучело? — оторопев, спросил я.

— Моргачка, — с чувством сплюнул Габер.

— Моргачка? Что это значит?

— А ты не знаешь? — с отвращением спросил он. — Просто моргачка. Мой тебе совет, не болтай нигде о том, что видел. В Итаке этого не любят. Моргачи — разносчики заразы, заруби это на своем носу, парень. Прямой долг любого служащего “СГ” — следить за этими уродами. Им предоставлен не худший кусок Итаки, так что незачем бродить по городу.

Он вытащил пачку сигарет и жадно закурил.

— Пойдешь в отель. Вон то здание. “Морское казино”, так его назвали. На тебя там снят номер. К восьми часам утра явишься в офис, это сразу за “Кареттой”, тебе подскажут. Получишь машину и инструкции. Все. Выкатывайся!

Я с удовольствием выкатился.

Габер исчез, оставив запах выхлопа, а я остался на невеселой пустынной улице. Раньше таких улиц в Итаке не было. И я мог поклясться на Библии, что никогда тут не знали такого слова — моргач.

6

Машина, которую я получил утром, поразила меня.

Мощный джип на новенькой резине, напичканный электроникой. Была там масса разных приборов, я узнал, например, барометр. Видимо, санитарная инспекция “СГ” имела какое‑то отношение и к погоде. Здесь же, под рукой, располагались трубки двух радиотелефонов.

— Ты входишь в систему санитарных патрулей, — объяснил мне довольно угрюмый тип — старший механик. — Отзываться будешь на “тройку”. Это твой номер.

Весь день под руководством того же механика я изучал машину. Я думал, мы продолжим это и вечером, но в шесть часов он прогнал меня:

— Твое время кончилось.

— А могу я воспользоваться машиной?

— А парковать за чей счет?

— Разумеется, за мой.

Он удивленно поднял глаза:

— Ты откуда такой?

Я назвал южный городок, фигурировавший в моих документах.

— Там все такие?

Но взять машину механик мне разрешил.

Вернувшись в отель, я умылся и заказал обед. Его доставили быстро. Тележку толкал хмурый парнишка с узкими, косящими в разные стороны глазами. Он был невероятно серьезен, даже уныл. Я спросил:

— Ты умеешь смеяться?

Он ответил:

— Зачем?

Я пожал плечами:

— Ну хотя бы из приличия. Улыбку‑то ты можешь изобразить?

Он тупо ответил:

— Зачем?

Я опять пожал плечами:

— Вижу, ты серьезный парень. Ладно, не хочешь, можешь не улыбаться. Только скажи, как тут у вас с белыми передничками… Ну, ты понимаешь… — Я задумчиво покрутил пальцами.

— Долго вам придется искать.

— Вы что, утопили всех девочек в океане?

— Кто мог, тот сам утопился. Или смылся подальше отсюда, ^ глядя мимо меня, загадочно ответил парнишка.

— А ты почему не смылся?

— Я не боюсь пьяной рыбы.

— А что это такое?

Парнишка спохватился. На бледные щеки вдруг лег налет нездорового румянца, глаза совсем разъехались:

— Сами узнаете.

— Ну ладно. Свободен. Бар “Креветка”, это далеко от отеля?

— Совсем нет.

— Надеюсь, веселенькое местечко?

— Кому как. — Мальчишка оказался неисправимым.

Когда‑то бар “Креветка” принадлежал старому Флаю. Сюда приходили выпить, пошуметь, попробовать морскую рыбу, от души поесть устриц, погонять бильярдные шары. Мальчишкой мне не раз случалось заглядывать в “Креветку”, хотя старый Флай мальчишек недолюбливал. Но меня посылал отец, я не мог отказаться от похода в опасный бар, и это всегда было как самое настоящее, сулившее неизвестно что приключение. Ведь, отпуская устриц, старый Флай мог крепко держать тебя за ухо.

Жив ли старик?

Я не боялся, что он меня опознает (слишком много с тех пор прошло лет), но могли сохраниться гонявшие по пляжу ровесники…

7

Бар я разыскал сразу, хотя все старые постройки здесь давно снесли.

Свободных мест в заведении оказалось больше, чем того требовала хорошая репутация, но я этому не удивился. А вот ребята, обслуживающие бар, меня удивили — все были мрачными как смерть, и, кажется, под градусом.

Веселенькое местечко, подумал я, усаживаясь за стойкой. Человек пять–шесть еще сидели за столиками, двое расположились рядом. Длинный тощий старик, даже на вид какой‑то запущенный, даже загаженный, сидел за стойкой на бочке. Время времени он надсадно откашливался. Что‑то знакомое послышалось мне в кашле. Я наклонился к застывшему над только что опорожненным стаканом соседу: