Дина Лампитт - Ускользающие тени

— Кто ваш издатель? — вдруг поинтересовалась женщина с розовыми волосами.

Мужчина сразу заскучал и отошел.

— Боже мой! — еле слышно ахнула Сидония и огляделась в поисках помощи. Движение у двери привлекло ее внимание. — А вот и мой спаситель, — благодарно прошептала она. — Прошу меня простить, но я бы хотела поговорить со своим давним знакомым, — объяснила она остальным и бросилась к Финнану, как матрос при кораблекрушении бросается к обломку судна.

— О, герр доктор! — почему-то на немецкий манер протянул бородатый мужчина, возникая неизвестно откуда. — Рад вновь вас видеть! Мне бы хотелось продолжить беседу, которую нам не удалось закончить при предыдущей встрече.

— Которую из них?

— О социальных и сексуальных аспектах жизни вдовцов, к каковой категории мы оба принадлежим.

Все вдруг стало ясно: почему Финнан живет один, почему в его квартире чувствуется прикосновение женской руки, и то, что он так запросто общался с ней, с Сидонией.

— Я не знала, — проговорила она. — Финнан, мне очень жаль. Когда умерла ваша жена?

— Три года назад. Она погибла в автомобильной аварии — должно быть, нагнулась у дверцы, потому что водителю машины, задавившей ее, показалось, что впереди никого нет.

— Как ужасно… Это настоящая трагедия.

— Я пережил ее, но для этого потребовалось много времени.

Бородатый мужчина шумно откашлялся.

— Конечно, это было потрясением. Моя жена умирала в больнице, поэтому мне хватило времени подготовиться к неизбежному. И, тем не менее, душевная травма осталась… — Он произносил «траума», — колоссальная травма! Если бы не моя бывшая… — Он слегка кивнул в сторону Дженни — …я просто не знал бы что делать.

— Вы были женаты на Дженни? — изумилась Сидония.

— Она — мать моих детей. Да.

— Господи, — растерялась Сидония, — я и понятия об этом не имела.

Сюрприз следовал за сюрпризом, и она лишилась дара речи, особенно теперь, когда Финнан предстал перед ней в совершенно новом свете. К счастью, в этот момент Дженни спасла ее, крикнув:

— На кухне все готово! Надеюсь, все любят карри?

— О Боже! — невольно вырвалось у Сидонии.

Финнан улыбнулся:

— Не бойтесь. Просто попробуйте, а потом переключайтесь на сыр.

— Но от сыра толстеют.

— Вот бы не подумал, что вы беспокоитесь на этот счет.

Впервые за все время их знакомства он дал Сидонии понять, что кроется в глубинах его души. Неизвестно почему, ее сердце заколотилось.

— Вы вскружите мне голову, доктор.

— Причем в самом ближайшем времени. Похоже, вы не осознаете, насколько вы привлекательны.

Она не хотела, вспоминать про Найджела, но его лицо мгновенно возникло перед ее глазами.

— Нет, не может быть. Мой бывший муж когда-то внушал мне обратное, с тех пор мне трудно поменять мнение о себе.

— Дорогая моя Сидония, — рассмеялся Финнан, — значит, вы даже не поняли, что означают мои слова! Я слышал, через месяц вы даете концерт в Уигмор-Холл?

— Откуда вы узнали?

— Видел афишу. Почему вы не сказали мне?

— Я собиралась, я даже хотела принести вам и, конечно, Дженни пригласительные билеты.

— Я приму билет только в том случае, если вы потом согласитесь пообедать со мной — без Дженни.

— Как вы жестоки! Ну, хорошо, я согласна.

Оба радостно рассмеялись, понимая, что перешли некий критический барьер во взаимопонимании и что теперь их дружба окрепла.

— Давайте уйдем, — вдруг предложил Финнан. — Как только кончится ужин и наступит подходящий момент, мы удерем отсюда.

— А как же бедняжка Дженни? Она так старалась, — С ней и с ее друзьями все будет в порядке. Они до утра проболтают о книгах, которые когда-нибудь опубликуют, и о картинах, которые когда-нибудь напишут.

— Да, доктор, — покорно сказала Сидония, входя за ним на кухню.

Покинув вечеринку, они улизнули через калитку на аллею Холленд. Финнан взял ее руку и сунул в карман своего пальто, чтобы согреть. Слева от них гасли огни театра в Холленд-Парке, который закрывался на ночь.

— Недавно мне снился странный сон об этом месте, — произнесла Сидония, внезапно пожелав исповедаться.

— О чем был этот сон?

— Я видела парк таким, каким он был — большим и ухоженным. Холленд-Хаус стоял здесь во всем величии, а старинная карета катилась по ныне несуществующей аллее вязов.

— Вероятно, вы вернулись в прошлое, — беспечно заметил Финнан.

— Наверное, да — я испытывала странное чувство. — Она подозрительно взглянула на Финнана. — Вы не смеетесь надо мной?

— Нет, не смеюсь. Я ирландец и верю, что существуют земли, сокрытые в тумане.

— Земли, сокрытые в тумане? Как поэтично!

Финнан усмехнулся:

— Я был там однажды и, вероятно, побываю вновь.

— Вы еще тоскуете по ней?

— По Рози? Моей Рози, маленькой дикой розе?

Нет, уже нет. Она тихо ускользнула в прошлое и заняла почетное место среди моих воспоминаний. Но шрам еще остался.

Сидония вздрогнула от пронизывающего ветра, который внезапно пронесся по аллее.

— Мне снилось прошлое…

— Нам всем приходится оглядываться назад, — нетерпеливо ответил Финнан, явно желая переменить разговор. — Давайте вернемся и выпьем бренди.

— Слишком поздно. У меня много работы перед концертом.

— Вы нервничаете?

Сидония резко повернулась к нему:

— Финнан, я спокойна, как камень!

— На концерте я буду вдохновлять вас, — пообещал он.

И хотя она собиралась ответить тривиальной репликой о том, что без него у нее опускаются руки, Сидония неожиданно обнаружила, что серьезно произносит:

— Я рассчитываю на вас, Финнан.

Ангажемент в Уигмор-Холл был получен восемнадцать месяцев назад агентом Сидонии Родом Ризом — случайным отпрыском итальянца-военнопленного и молоденькой уэльской девушки, которая «попала в беду», как любил называть это сам Род, многозначительно вращая своими выпуклыми итальянскими глазами и проводя рукой по светлым рыжеватым волосам, унаследованным от матери. «Выше нос! — говаривал он и Сидонии, и другим своим клиентам в моменты напряженного ожидания. — Кому какое дело? Да, крошка Сид, я сказал то, что сказал».

Род не только бегло говорил по-валлийски, но и отлично владел итальянским, немецким и французским. Более того, он был единственным человеком в мире, которому Сидония позволяла называть себя Сид. Род был известным ловеласом, но, хотя его амурные похождения бурно обсуждались в кругу музыкантов, он взял себе за правило никогда не заводить интрижки с клиентами и не жениться ни на одной из множества увивающихся вокруг него женщин. «Полюбил — позабыл» — вот мой девиз», — добродушно говорил он.