Вадим Сафонов - Победитель планеты (двенадцать разрезов времени)

И на суше…

Папоротники, вольтции, хвощи, вся флора солнечной весны больше не держалась на вздыбленной каменистой почве. Наступала пора мелколесья — тутовых и фиговых деревьев, тополей и фикусов, колючих акаций. Первые злаковые травы покрыли поля. Цветы распускались в зеленых гущах, и полчища бабочек и перепончатокрылых посещали их ради сладкого сока и съедобной цветени…

Травоядные рептилии отступали вместе с флорой земного средневековья. Твари ленивой жизни и конических зубов, приспособленных для разрывания вялых вай папоротников, напоминали наказанного великана древних мифов, умиравшего от жажды по шею в воде, среди этой новой жесткой, колкой и горькой зелени, накоплявшей вещества небывалой, чудесной питательности, но не отдававшей их легко. И рептилии скучивались, большие и маленькие, тысячеголовыми стаями у островков уходящей растительности.

А по краям остывавших лавовых массивов, среди магнолий и стручковых, сторожко пробирались небольшие серые существа. Они обнюхивали землю влажной мордочкой. Крик и хлопанье крыльев зубастой птицы обращали их в бегство. Они карабкались на деревья почти с обезьяньей ловкостью. Их тело одевал мех. Он задерживал в ночное время теплоту крови, быстрее прогоняемой по жилам четырехкамерным сердцем. Иные рыли норы и хитро высматривали поживу. Молодь пищала в брюшных сумках у самок, в теплом пуху, как в пеленках. Они таскали с собой голое, беспомощное потомство, больше не доверяя его выпестовывание изменчивым милостям солнца, ветра и влаги. Их тонкий писк примешивался к первым оглушительным концертам будущих воздушных теплокровных сотоварищей — птиц.

Вулканическая деятельность десятки раз возобновлялась и прерывалась вокруг треугольного участка, вдавленного в море. Но однажды яростные подземные удары сотрясли горные громады. Из разверстых кратеров посыпался пепельный дождь. Пылающее облако вздулось на одной из вершин, подобно мыльному пузырю. Потом оно покатилось вниз, зажигая пожары. И борозды опустошения уперлись в море.

Метель горячего пепла и каменные бомбы убивали все живое.

Когда, через два лунных месяца, пепел перестал падать, чудовищный слой во много десятков метров толщины тянулся от склона до склона. В нем погребена сожженная жизнь злаковых полян и магнолиевых рощ, дряхлых споровых колоссов и колоссальных рептилий, непобедимых в былых чащах, приспособленных к ним так, как одна шестеренка зубчатой передачи к другой, но больше не приспособленных ни к чему.

Потом на остывший пепел бури нанесли крылатые семена растений с юга. Это были двусемядольные покрытосеменные растения, лучше всего разрешившие задачу защиты потомства, продолжающего их род. И следом за ними пришла животная жизнь, медленно кочевавшая с юга, жизнь теплокровная, оперенная и опушенная мехом, также лучше всего разрешившая двойную задачу — защищать тепло своего тела и теплом своего тела защищать детей.

На рубеже между мезозоем и третичным периодом новой эры, кайнозоя, по всей Земле прокатились две величайших революции, какие когда-либо происходили в истории планеты: биологическая — смена фауны гадов фауной млекопитающих и птиц, и геологическая, так называемая лярамийская. Она охватила огромное пространство. Старую земную кору еще раз скорчили схватки почти невообразимых потрясений.

В Европе тогда поднимались Альпы и Кавказ. Зазиял первый очерк провала Черного моря. Хлынувшие лавы образовали массивы центральной Франции, Судет, Рудных и Исполиновых гор.

Североамериканское внутреннее море высохло между Скалистыми горами и канадским щитом. Горы вставали от Аляски до Мексики, от Панамы до мыса Горн. Вулканы задымились на Антильской дуге, на Зондских, Молуккских островах и в Австралии.

Тогда возникло лавовое плато Иеллостонского национального парка в 10 тысяч квадратных километров, плато на Змеиной реке и Декан в Индии — лавовое плоскогорье в 300 тысяч квадратных километров и почти 2 километра толщины. И никто не измерил еще областей, залитых лавой в Сибири.

Почти невозможно составить себе какое-нибудь представление о том, чем были извержения, образовавшие все это. Гибель Помпеи, Сен-Пьера и Кракатоа — пускание мыльных пузырей по сравнению с ними.

Фантастический мир рептилий, специализированных до крайности, т. е. идеально применившихся к ландшафту мезозоя, мир одряхлевший, не зная конкуренции, подточенный, может быть, изнутри накоплением вредных зачатков, не устраняемых отбором, пал скорее всего под ударами этих чудовищных пертурбаций, вместе с фантастической флорой солнечной весны. Остались островки и дряхлые гиганты — древовидные папоротники и хвощи Южной Америки и Австралии, питоны тропиков и крокодилы Нила.

И потомок древней Гондваны, материк, погребенный в Тихом океане, дал еще раз, вероятно, смену Земле. Надо думать, что оттуда (а может быть, из до сих пор не исследованных, пустынных сейчас частей Центральной Азии) хлынула волна успевших развиться из крысоподобных юры и триаса млекопитающих, чтобы на пожарищах мезозоя возглавить высший расцвет жизни, самой свободной от рабства перед средой.

9. Конец пикерми

Последний

Ребра холмов выдавались на неровной площадке, сложенной туфами. Зеленая пена растительности уже захлестывала их. Она карабкалась над провалами, зиявшими, как обнаженные язвы. Беловатый налет кое-где покрывал землю. И тут вырывались испарения. Столбы горячей воды время от времени били из впадин, похожих на тарелки. Туфы гудели тогда струнным звуком.

На этой площадке, в скудном березняке и кривых соснах, по которым ползали слизняки, металось существо, сходное с холмом. Брюхо его провисало до земли; гадючьи глаза были сдавлены выступами костяных щитов; три венца костяных глыб проходили по его спине и бокам; кожистые складки и гребни двигались, как крылья дракона; гигантский рог выпирал на передней части головы.

Жар душил его. Хлопая костяными венцами с сухим треском трещотки, оно подавалось то вперед, то назад. Впереди оно упиралось в трещину, расколовшую землю. Базальтовая стена преграждала путь сзади. Земля вскипала с боков, пучась пузырями, и едкий кипяток, насыщенный кремнекислотой, ошпаривал его чудовищно вздутое тело. Оставалось свободным место едва в три его длины.

Вокруг шло бегство. Бежали мимо стаи крыс, подпрыгивая на ходу. Орды животных ростом с собаку скакали на задних ногах, поджав передние к меховой груди. Рыжие волки щелкали челюстями. Копытные твари с пушистыми хвостами останавливались в вереске перетирать его бугорчатыми зубами. Затем они нюхали воздух, пряли чуть выдававшимися ушами и бежали следом за другими.