Михаил Ардышев - Живее всех живых (сборник)

Да, Генка, всё так. Но что вчера видела Инга? Каким научным термином назвать родительскую боль? Попробуй, сними биометрию с глаз Борзенко, когда он посмотрел на нас там, во флаере. Ты видел этот взгляд? Все твои компьютеры сдохли бы, выделяя код. Живые, мёртвые, не совсем живые или – как правильно? – не совсем мёртвые, ушедшие в пси-измерение. Пятое измерение, десятое, двадцать пятое… Они все живые, Гена. Нет, не так. Живее всех живых. Навсегда. Это не измеришь. И не надо пытаться.

Инга лежала на спине, укрывшись с руками, только головёнка торчала.

– Серёжа, мне холодно, – наигранно стуча зубами, жалобно пролепетала она.

– Сейчас я тебя согрею, – прорычал я и прыгнул.

Инга взвизгнула и закрыла лицо руками. Я грохнулся рядом, схватил её в охапку вместе с одеялом, перекатил через себя и крепко обнял. Никогда не дам тебя в обиду. Никому!

Мы завтракали в ресторане на первом этаже. Я ковырялся вилкой в яичнице, от гнетущего меня волненья кусок не лез в горло. Инга же, напротив, ела с аппетитом. Пустая тарелка стояла в стороне, жена намазывала джемом бутерброд.

– Во сколько? – буркнул я.

– В одиннадцать сорок шесть, я точно помню, – не отрываясь, ответила она. – Серёжа, ты что такой хмурый?

– Не знаю. Я боюсь.

– Бери пример с меня.

– Я за тебя боюсь.

Инга подняла голову и посмотрела на меня. Улыбнулась.

– Всё будет хорошо, милый.

– Не нравится мне это. Ты ведёшь себя очень уверенно, а я, как слепой котёнок, следую за тобой.

Она перестала улыбаться и серьёзным тоном сказала:

– Бывают ситуации, Серёженька, когда мужчине правильнее всего положиться на женщину.

Мы обменялись долгим взглядом.

– Не могу я это есть! – Я бросил вилку и отодвинул недоеденный завтрак.

– Сходи, покури. Проветрись. Я скоро, – сказала жена, кладя в чашку с кофе кусочки сахара …

Мы понятия не имели, где находится Школа. Стояли на крыльце гостиницы и смотрели по сторонам. Прямо перед нами на проезжей части было припарковано такси – древнейшего вида Ford-Focus VI, чуть ли не наш ровесник, с опущенным водительским сиденьем и дремлющим на нём мужчиной неопределённого возраста.

Я подошёл, постучал в окно. Водитель приподнялся с сиденья, протянул руку, приспустил стекло и вопросительно уставился на меня.

– До Школы не подбросите? – поинтересовался я.

– До какой школы? – не понял он.

Я раздумывал всего лишь мгновенье.

– До той самой. – И многозначительно посмотрел на него.

Он несколько секунд разглядывал меня, часто моргая, затем кивнул:

– Садитесь.

Мы с Ингой расположились на заднем сиденье. Машина отъехала от гостиницы. За окнами проплывал умытый дождём Н-ск. Пару раз низко пролетали флаеры, все частные, разнообразных расцветок. На площади Алфёрова стоял гаишный – сине-белый с поднятым колпаком. Таксист лихо лавировал в потоке, достаточно оживлённом для города столь скромных размеров.

– У вас что, кто-то в этой Школе…учился? – не выдержал водитель.

– Да, – опередив меня, ответила Инга.

– Летит время, уж восемь лет как…

– Девять. – Я сам поразился тону, которым произнёс это.

Водитель бросил на нас короткий взгляд в зеркало заднего вида, и оставшийся путь мы проделали в молчании.

Машина остановилась у парка: низкий металлический забор, живая изгородь и невысокие, от силы десятилетки, каштаны, стройным рядом высившиеся сзади. Я полез в карман. Мелочи не было, в нагрудном кармане нашлось несколько крупных купюр. Я достал самую мелкую – двухрублёвую, протянул таксисту.

Он посмотрел на деньги и буркнул:

– Нету у меня сдачи.

– И не надо. – Я уже открыл дверь и выставил на асфальт правую ногу.

Он взглянул на меня как-то странно и сказал:

– Мне тоже не надо. Выходите.

Я не стал спорить, вернул деньги в карман. Мы вышли из машины. Такси с визгом, шлифуя, укатило прочь.

Мы стояли перед входом в парк. Стройный ряд каштанов и живой изгороди просто обрывался, образовывая просвет. Не было никакой вывески, парадного входа – просто дорожка, нет, тропинка, ведущая вглубь.

Я посмотрел по сторонам. Справа, метрах в ста, забор кончался и начинался жилой сектор. Слева, невдалеке, виднелся перекрёсток, за которым высилось административное здание помпезного вида.

Нам навстречу по тротуару шла женщина, бабулька, в таком нелепом, но знакомом по детским воспоминаниям, да ещё по старым фильмам, платке, и в осеннем пальто, по виду ненамного её моложе. Поравнявшись с нами, женщина остановилась. Лет сто, не меньше, оценил я её возраст.

– Что, внучата, в Школу пришли? Эх, милые, это ж надо-ть беда-то какая.

Она поцокала языком, покачала головой. Продолжила:

– Вот ведь как оно вышло: думали – авось пронесёт, ан нет. Нельзя так жить.

Бабушка стояла, оперевшись о трость, и заглядывала нам в глаза.

– Не зря ж говорят: жизнь прожить – не поле перейти. За всё спросится с каждого сполна. Нагрешили так, что не дай Бог. И теперь маются, маются сердешные. А-а…

Женщина махнула рукой с авоськой и заковыляла прочь. Я смотрел ей вслед, пока Инга меня не окликнула:

– Серёжа, пойдём.

Мы прошли в парк. Аллея, если её так можно назвать, сразу за ограждением поворачивала влево. Узкая асфальтовая дорожка, от силы метра два в ширину, шла среди подстриженного газона с невысокими деревьями. За парком следили. Трава была скошена у самого основания не далее, чем один-два дня назад. После дождя газон зеленел яркой, первозданной краской.

Пройдя пару десятков шагов, мы обнаружили площадь, точнее, поляну: круглую клумбу, засаженную яркими цветами. Неуместным диссонансом в этой картине являлся серебристый микроавтобус, стоящий прямо на газоне в пяти метрах от поляны под одним из каштанов. Из машины выпрыгнул мужчина и зашагал к нам:

– Серёга, ты что здесь делаешь?

Я с трудом узнал Чернова. Спортивный костюм, кроссовки, футболка, выглядывающая из-под куртки, совсем ему не шли. Только модные очки напоминали позавчерашнего успешного учёного-физика, излагавшего нам достижения научного центра в изучении проблемы Н-ской пси-аномалии. Мы обменялись рукопожатиями.

– Возвращаю вопрос. Ты-то здесь какими судьбами? – спросил я.

– Мы каждый год в этот день разворачиваем здесь мобильную лабораторию. Красота! Такие всплески, уйма материала. У меня двое аспирантов на подходе, дописывают кандидатские, представляешь? Привет, Инга.

Инга кивнула в ответ, посмотрела на меня и зашагала дальше.

– Кандидатские, говоришь. – Я начал закипать.

– Серёга, ты чего? – Чернов непонимающе переводил взгляд с меня на удаляющуюся спину жены.

Я заскрежетал зубами, но сдержался. Молча отодвинул успешного учёного в сторону и последовал за женой, не оборачиваясь на растерянного Чернова.